Валентин Ковалев - Крупнейшие уголовные дела XX века в США

Известна службе безопасности была и супруга инженера-физика Этель. Скромную домашнюю хозяйку, правда, нельзя было заподозрить в принадлежности к какой-либо из «подрывных организаций», однако Федеральному бюро расследований было наверняка известно, что еще в 30-х годах она подписалась под петицией общественности о включении Коммунистической партии в избирательные списки. Этого оказалось достаточным для пополнения негласного архива ФБР еще одним досье.

Словом, если исходить из известной гуверовской формулы: «каждый коммунист — иностранный агент», то более подходящих кандидатур на роли подсудимых по делу об атомном шпионаже трудно было сыскать. Теперь предстояло позаботиться о соучастниках и свидетелях обвинения.

Прежде всего ФБР занялось шурином Юлиуса Розенберга Дэвидом Грингласом. Во время войны он служил в Лос-Аламосе, исследовательском центре по проекту «Манхэттен». Под этим кодовым наименованием скрывалась программа создания американской атомной бомбы [179] См.: Groves L. R. Now It Can Be Told. The Story of the Manhattan Project. N.-Y., 1961. . Некогда Гринглас был уличен в краже, поэтому интерес к своей личности со стороны ФБР воспринял со смятением и страхом. В таком состоянии он долго не мог понять, чего от него хотят, а когда понял, то предпочел как лучшее для себя дать те показания, которые от него требовались. А требовалось ни больше ни меньше, чем признать: он, Дэвид Гринглас, в сентябре 1945 года передал Юлиусу Розенбергу «атомные секреты» Соединенных Штатов.

Нашелся и еще один «соучастник» — инженер-химик Гарри Голд. ФБР располагало данными о том, что в числе его знакомых были коммунисты. Уже одно это в период «холодной войны» и связанной с ней антикоммунистической истерии способно было политически дискредитировать гражданина настолько, что он мог оказаться в положении изгоя в собственной стране. Такая перспектива, видимо, нисколько не привлекала Голда. Кроме того, ФБР умело использовало и некоторые черты его характера: неудовлетворенное честолюбие, очевидное стремление связать свое имя с громким, общественно значимым событием, патологическая склонность к мистике, миру иллюзий и тайн. Во всяком случае высококлассным специалистам по психологической обработке из секретной полиции не стоило большого труда склонить человека с неуравновешенной психикой к сотрудничеству. И Гарри Голд «признался», что выполнял по заданию Юлиуса Розенберга функции связного.

Для придания необходимого масштаба «шпионской сети» в состав соучастников преступления включили и инженера-электрика Мэртона Собелла. В студенческие годы он был коммунистом, затем отошел от активной политической деятельности, но убеждениям юности не изменил. Его личность в «деле об атомном шпионаже» привлекла ФБР возможностью усилить антикоммунистический акцент предстоящего судебного процесса.

Итак, роли распределены, можно было начинать большое публичное шоу под названием «правосудие»…

Ровно в 10 часов 30 минут 6 марта 1951 г. в зале окружного федерального суда в Нью-Йорке появился судья Ирвинг Кауфмен (не надо его путать с уже известным нам Сэмюэлем Кауфменом, к которому судья в настоящем процессе не имеет никакого отношения). За столом обвинения сидели атторней Ирвинг Сэйпол и его помощник Рой Кон, напротив — защитники Эммануэль Блок и Эдвард Кунтц. На скамье подсудимых — Юлиус и Этель Розенберг, а также Мэртон Собелл. Они обвиняются в шпионаже в пользу иностранного государства [180] См.: United States Code. Crimes and Criminal Procedure. Title 18, § 793. . Дело «соучастников» Дэвида Грингласа и Гарри Голда выделено в отдельное производство, так что на данном процессе они выступали в качестве свидетелей обвинения.

Во вступительном заявлении атторнея Сэйпола отмечалось, что обвинение располагает более чем сотней свидетелей преступной деятельности подсудимых. В их числе атторней назвал такие известные всей Америке имена, как «отец атомной бомбы» Роберт Оппенгеймер, руководитель Манхэттенского проекта генерал Лесли Гровс, выдающийся физик Гарольд Юри и другие. По словам Сэйпола, в активе обвинения имелись и «сотни» вещественных доказательств.

Начинается судебное следствие. Для дачи показаний вызывается свидетель Дэвид Гринглас. В зале появляется полнеющий человек с бегающим взглядом и суетливыми движениями. Оглядываясь по сторонам и запинаясь, он поведал суду историю, вполне выдержанную в духе бульварных детективных романов. По его словам, в январе 1945 года Юлиус Розенберг потребовал, чтобы к июню того же года все материалы по атомной бомбе были подготовлены. За ними придет связной, которой представится: «Я от Юлиуса». В присутствии Грингласа Розенберг разорвал крышку картонной коробки и одну ее часть передал своему агенту. Другая — предназначалась связному. Это должно было служить паролем. Местом встречи был назначен город Альбукерке в штате Нью-Мексико. По словам свидетеля, такая встреча состоялась 3 июня, края крышкг картонной коробки совпали полностью, и Гринглас передал связному несколько принципиальных схем взрывного атом ного устройства и пояснительную записку к ним на двенадцати страницах машинописного текста. Далее, непосредственно в зале судебного заседания Гринглас опознал другого свидетеля — Голда как связного Розенберга.

Свидетель Гарри Голд охотно подтвердил показания Грингласа. Отвечая на вопрос защитника, он сообщил, что во время своего краткого пребывания в Альбукерке останавливался в отеле «Хилтон». Защита потребовала документального подтверждения этого факта. В регистрационном журнале отеля нашли соответствующую запись, однако она относилась к сентябрю 1945 года, когда Грингласа, по его же словам, в Альбукерке уже не было. Тогда обратились к архивам. Спустя несколько дней обвинение представило регистрационную карточку отеля, которая удостоверяла, что 3 июня 1945 г. Гарри Голд действительно снял номер в «Хилтоне», но в тот же день его освободил. Факт пребывания связного в указанное время в Альбукерке суд счел доказанным.

И только спустя много лет после процесса стала известна подлинная подоплека появления регистрационной карточки. Когда американские исследователи Уолтер и Мириам Шнейеры получили возможность ознакомиться с ее фотокопией, то первое, что их поразило, — расхождение в датах на лицевой и оборотной стороне документа. На одной была от руки проставлена дата — 3 июня, на другой автоматическое печатающее устройство зафиксировало время прибытия — 4 июня, 12 час. 36 мин. Последние цифры никак не соответствовали показаниям Голда и Грингласа, которые сообщили суду, что сразу же после встречи 3 июня они отбыли из Альбукерке. У. и М. Шнейеры провели сравнительное исследование фотокопий июньской и сентябрьской регистрационных карточек. Удивляло точное совпадение времени прибытия, что зафиксировано автоматически. На сентябрьской карточке в отличие от июньской даты на лицевой и оборотной стороне совпадали. Проведенная по инициативе Шнейеров графологическая экспертиза двух регистрационных карточек показала, что одна из них — июньская! — оказалась фальсифицированной: почерк клерка, который фиксировал дату прибытия, и его подпись были подделаны [181] См.: Геевский И. А., Червонная С. А. Указ. раб. С. 91–92. . Однако все это так и осталось за пределами судебного разбирательства. Сегодня, по прошествии многих лет после окончания процесса, можно строить различные предположения: почему этого не заметил судья, почему не обратили внимания защитники и кто конкретно подделал столь важный документ, но все это будет носить умозрительный характер. Для исхода же процесса решающим оказалось то, что суд не вскрыл факт фальсификации и построил свои выводы на подложных данных.