Валентин Ковалев - Крупнейшие уголовные дела XX века в США

…В то время, когда мы проявляли такую нерешительность, в газетах появилось сообщение об аресте Юлиуса Розенберга будто бы за «атомный шпионаж». Я считал это обвинение абсурдным, но тем не менее оно потрясло меня своим красноречивым смыслом… Я считал, что он подвергается преследованиям по политическим соображениям и что обвинение против него имеет своей целью запугать политическую оппозицию в Соединенных Штатах. Я допускал мысль, что каждый, кто воспротивится начавшейся войне в Корее или каким-либо иным образом отважится на протест против американской политики, будет под тем или иным предлогом брошен в тюрьму… Тогда и только тогда я стал выяснять возможность нашего выезда в Европу или Южную Америку. Теперь мне уже трудно понять, что толкнуло меня на столь неразумные поступки, но спустя некоторое время я осознал, насколько они неуклюжи и бесмысленны. Разумеется, я не мог и предположить, как ошибочно они будут истолкованы и насколько это окажется опасным для меня…

В конечном же счете мы с женой пришли к выводу, что наша связь с родиной слишком сильна и что мы обязаны вернуться и содействовать борьбе с репрессивными тенденциями, которых мы хотели избежать. Теперь я знаю, что это последнее решение было правильным, что я ошибался, когда думал, что могу изолировать себя от других людей, имевших те же самые проблемы» [199] Ibidem. S. 157–158. .

25 февраля 1952 г. апелляционная жалоба Мэртона Собелла была рассмотрена и большинством голосов оставлена без удовлетворения. Лишь судья Джером Фрэнк в своем особом мнении выступил за отмену приговора и пересмотр дела Мэртона Собелла по существу. Свою позицию член Федерального апелляционного суда мотивировал тем, что, по его мнению, в данном случае имели место два самостоятельных заговора — «атомный», в котором участвовали Розенберги, Гринглас и Голд, и «неатомный», куда вошли Розенберги, Собелл и Элитчер. Поэтому, делал вывод Д. Фрэнк, уголовное дело «Соединенные Штаты Америки против Юлиуса Розенберга, Этель Розенберг и Мэртона Собелла» должно быть разделено на два самостоятельных произодства. Особое мнение судьи Д. Фрэнка практического влияния на судьбу осужденных не оказало, но представляет определенный интерес с точки зрения полноты и объективности изложения.

Полтора года велась борьба за жизнь супругов Розенберг. О них писали газеты, говорили ораторы на митингах протеста против жестокого приговора, дискутировали судьи в высших судебных инстанциях страны; позднее было опубликовано несколько монографий [200] См., например: Fineberg A. The Rosenberg Case: Facts and Fictions. Oceana Publications, 1953; Goldstein A. The Unquiet Death of Julius and Ethel Rosenberg. N.-Y., 1975; Radosh R., Milton J. The Rosenberg File: A Search for the Truth. N.-Y., 1983. . О Собелле же — ни слова. Судьба приговоренных к смерти на электрическом стуле заслонила трагизм его положения. В истории современной американской юстиции он оказался забытым человеком. И когда после долгих восемнадцати лет М. Собелл был условно-досрочно освобожден от дальнейшего отбывания наказания в федеральной тюрьме Алькатрас, его имя уже никому ни о чем не говорило. Сегодня его не встретишь в сборниках судебных прецедентов, о нем не упоминают в юридических монографиях, постепенно ветшают и все 2700 страниц стенограммы процесса…

Имя Роберта Оппенгеймера значилось в списке свидетелей обвинения по делу «Соединенные Штаты Америки против Юлиуса Розенберга, Этель Розенберг и Мэртона Собелла». Выступления на суде этого крупнейшего ученого-физика вся Америка ожидала с напряженным интересом. И объяснялся этот интерес не только общественным резонансом, который имел процесс «атомных шпионов», но и личностью свидетеля. Роберт Оппенгеймер слыл человеком незаурядным. Осуществляя научное руководство Манхэттенским проектом по должности, он и по существу был общепризнанным лидером среди ученых исследовательского центра в Лос-Аламосе. После создания в Соединенных Штатах первого в мире образца ядерного оружия Оппенгеймера возвели в ранг одного из национальных героев. «Отца атомной бомбы» принимали в Белом доме, его портреты печатались на обложках ведущих американских журналов, взять у него интервью почитали за честь крупнейшие информационные агентства мира.

Сообщение о том, что Роберт Оппенгеймер не будет выступать в качестве свидетеля на процессе «атомных шпионов», американским обывателем было встречено с сожалением. Ожидаемая сенсация не состоялась. Главный же обвинитель на процессе Ирвинг Сэйпол, отказываясь от показаний выдающегося физика-атомщика, несомненно, знал, что делал. О сложной и противоречивой личности Роберта Оппенгеймера ему было известно нечто такое, о чем простых американцев ни пресса, ни радио, ни телевидение не информировали.

Дело в том, что еще в 30-х годах Оппенгеймер попал в поле зрения службы безопасности. С каждым месяцем досье на него пополнялось все новыми и новыми материалами. Здесь были данные о его сотрудничестве с левыми организациями, он был членом Комитета в поддержку республиканской Испании и Профсоюза научных работников Калифорнии, неоднократно вносил крупные денежные суммы на счет фондов, цели которых американские власти определяли как «коммунистические» [201] См.: Jaszunski Gr. Op. cit. S. 18. . Словом, за несколько лет об Оппенгеймере собрали столько бумаг, что если сложить их вместе, то выросла бы гора высотой с человеческий рост [202] См.: Manchester W. The Glory and the Dream. A Narrative History of America: 1932–1972. N.-Y., 1975. P. 696. .

Когда в 1943 году возник вопрос о назначении научного руководителя Манхэттенского проекта и выбор пал на Роберта Оппенгеймера, в дело вмешалась служба безопасности. Начальник отдела G-2 (контрразведка) полковник Д. Лансдэйл доложил осуществлявшему общее руководство работами по созданию атомной бомбы генералу Лесли Гровсу, что участие Оппенгеймера в этих работах ставит под сомнение возможность сохранения режима секретности. Свой вывод полковник мотивировал радикальными политическими взглядами ученого и дискредитирующими его лояльность связями с коммунистами и другими подрывными элементами.

Такой доклад поверг генерала Гровса в глубокое раздумье, о котором дает представление следующий отрывок из его мемуаров:

«Он (Роберт Оппенгеймер. — В. К.) был человеком исключительных интеллектуальных способностей, имел блестящее образование, пользовался заслуженным уважением среди ученых, и я все больше склонялся к мысли, что он справится с предстоящей работой, ибо в своих списках я не мог найти ни одной кандидатуры, хоть сколько-нибудь более подходящей для решения поставленных задач… Правда, был один сомнительный момент. Некоторые детали его прошлого не устраивали нас. Служба безопасности, тогда еще не подчинявшаяся мне полностью, возражала против оформления допуска Оппенгеймера к секретной работе. Я скрупулезно изучил его досье. Как и во всех других случаях, связанных с режимом секретности, я сделал это сам, не полагаясь на заключения офицеров службы безопасности. В конечном счете мне стало ясно, что потенциальная польза от назначения Оппенгеймера оправдывает любой риск нарушения режима секретности» [203] Groves L. Op. cit. P. 62–64. .