Сергей Жинкин - Психологические проблемы эффективности права

Деонтическим отношениям присущ нормативный характер. Они предполагают потребность в использовании нормативного регулирования как способа их организации, порождают нормативность как форму объективно необходимых связей и способов взаимодействия людей в них [552].

На наш взгляд, само существование деонтических отношений предполагает психологическую потребность в участии в отношениях долженствования, наличие в психике соответствующих эмоций. Данные эмоции и представления предопределяют и соответствующую оценку норм законодательства, влияющую на их психологическую эффективность.

К. Кульчар обращает внимание на то, что определенный нормативный характер вообще присущ общественным отношениям. Причем проявляется он неодинаково, проецируется из общественных отношений, подкрепленный принуждением различного рода и в форме различных правил поведения [553]. По мнению В. С. Нерсесянца, нормативность, прежде чем появиться в законе, существует объективно как проявление сущего в значении должного, как свойство бытия [554]. Идея нормативности, как представляется, выступает важнейшей психологической основой существования права как регулятора и его эффективности.

Психологическое своеобразие деонтических отношений выражается в том, что это отношения между субъектами (индивидуальными и совокупными), то есть субъект-субъектные отношения по поводу определенных материальных объектов, ценностей, интересов. Кроме того, это отношения взаимной зависимости, ориентации и координации (или конфронтации), взаимно сопряженных действий, предполагающие включение ролевых и позиционных психологических переменных в виде взаимных ожиданий и притязаний. Большое значение здесь имеют осознание и приписывание причинных связей между намерениями и результатами действий, ответственное отношение к своим действиям и их результатам [555].

Думается, что государство должно взять на себя решение задачи формирования психологического «климата» в обществе, должно вести постоянную работу по внедрению в общественную «ткань» «культуры притязаний» в содержательном и процедурном смыслах этого слова. Наличие у людей завышенных ожиданий по отношению к государству и праву, возведение в абсолют собственных притязаний негативно влияют на состояние и динамику эффективности права и конкретных норм законодательства.

Поскольку право как многогранный, многоаспектный феномен не сводится к установлениям государства, то и эффективность права не может быть сведена к всеобщему подчинению нормам законодательства и достижению их результатов. В этом плане так называемый правовой нигилизм, если его рассматривать как пренебрежительное отношение к действующему законодательству и практике его реализации, является вполне закономерной реакцией на изъяны государственной политики. И связан он, как представляется, в первую очередь, с отрицательным отношением к конкретному государству и его политике и является, скорее, не правовым, а законодательным или государственным. Развитие правового нигилизма является не только важным показателем ущербности законодательства и правоприменительной практики, но, прежде всего, выражением протеста против государства как социального института, его особенностей и деятельности в конкретном обществе и в конкретное время. Отрицание же законодательства вытекает из его понимания большинством населения как придатка, орудия государства и его политики.

Иллюстрацией истоков правового нигилизма в современной России являются результаты социологических опросов. Согласно этим опросам, широко распространены мнения, что законы принимаются в интересах богатых (20,7 % опрошенных), новой «номенклатуры» (31,4 %), мафии (20,5 %), а ответ «в интересах всего народа» дали всего 2,9 % опрошенных. Лишь 7 % полагают, что в стране соблюдается принцип верховенства закона [556]. Что касается отношения к государству и праву, то можно констатировать следующее. Идеи прочного государства и особенно твердого соблюдения законности в нашем обществе остаются достаточно популярными и устойчивыми: их поддерживают до 55 % опрошенных граждан. Но понимание этих идей весьма своеобразно: они трактуются большей частью лишь как средства, которые должны гарантировать человеку его личную защищенность (от коррупции, произвола чиновников и т. д.). В то же время 18 % респондентов почти не волнуют законность актов властных структур, а также правомерность их собственных поступков [557].

Взаимодействие общества и личности, эффективность регулирования такого взаимодействия имеют, как представляется, и этнический аспект. Поэтому в исследовании вопросов взаимодействия личности и правовой системы в контексте обеспечения эффективности норм законодательства важную роль играет изучение этнических особенностей психики человека. Е. В. Шорохова и М. И. Бобнева выделяют целый комплекс этнопсихологических проблем: каким образом сказывается на поведении человека его этническая принадлежность, что делает человека носителем этнических свойств и качеств, как его поведение регулируется этническими общностями и т. д. Для решения этих вопросов необходимы данные о специфике этнической общности как социального объединения людей, о социальных функциях этноса, формах и механизмах регулятивных и формирующих воздействий этнической общности на ее отдельных представителей [558]. Данный комплекс проблем, как представляется, нуждается в отдельном научном исследовании применительно к вопросам эффективности права и норм законодательства.

В формировании поведения человека и правовой системы в целом, осуществлении правового воздействия на человека, обеспечении эффективности как такого воздействия в целом, так и эффективности конкретных норм законодательства, важную роль играет мировоззрение отдельной личности и общностей различного уровня. К. В. Арановский указывает, что главная функция мировоззрения применительно к государственно-правовому регулированию состоит в образовании мотивов и, в частности, правовой мотивации. Выступая в обеих своих ипостасях, как элемент психической деятельности и как часть объективной социальной действительности, мировоззрение предстает в роли внутреннего организатора правового поведения личности, а равно и в качестве системы внешних побудительных стимулов и влияний. В итоге мировоззрение становится участником регулирования правовой деятельности.

Следует согласиться с К. В. Арановским в том, что государственно-правовое регулирование, включающее институты, поставленные в противоречие к мировоззренческим основам, оказывается внутренне рассогласованным и теряет от этого свою функциональность [559].