Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»
- Название:«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент АСТ
- Год:2020
- Город:М.
- ISBN:978-5-17-132899-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» краткое содержание
Олег Лекманов – филолог, профессор Высшей школы экономики, написавший книги об Осипе Мандельштаме, Сергее Есенине и Венедикте Ерофееве, – изучил известный текст, разложив его на множество составляющих. «Путеводитель по книге «На берегах Невы» – это диалог автора и исследователя.
«Мне всегда хотелось узнать, где у Одоевцевой правда, где беллетристика, где ошибки памяти или сознательные преувеличения» (Дмитрий Быков). В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Приведем отрывки из дневниковых записей этого года композитора Сергея Прокофьева, который был близким другом Башкирова и в доме которого Башкиров тогда жил:
“3 декабря. <���…> Он действительно выглядел очень взволнованным, похудевшим, безумно извинялся, даже чуть ли не на колени встал около того кресла, в котором я сидел. Невеста? – Ирина Одоевцева, молодая петербургская поэтесса. Я даже огорчился. Однако подавил это чувство, решив, что я ведь «Ирэн» еще не знаю, а может быть, раз Б.Н. так влюблен, и в самом деле что-нибудь очень интересное. Далее последовал рассказ про роман, безумная влюбленность, предложение, сомнения и отступление в Этталь <���…> Теперь вопрос: выписать ли ее в Этталь, пущу ли я, порвать ли, жениться ли – он теряет голову. Я сказал: прежде всего проживите три дня в Эттале и не телеграфируйте сгоряча. <���…>
4 декабря. Б.Н. еще спал, когда пришла телеграмма от Ирэн. Впрочем, он спал до часа дня (в Берлине от любви не спал и не ел). Телеграмма гласила, что сегодня она приезжает в Мюнхен. Энергично! Я сказал, что это гамбит Муцио, с пожертвованием коня. Б.Н. хотел сегодня же ехать в Мюнхен, я советовал поехать завтра и привезти ее в Этталь, а сегодня послать телеграмму. Мы сели играть в шахматы, я шутя – гамбит Муцио. Звонок – и сама Ирэн. Б.Н. смущенно увел ее наверх, затем повел меня представляться. Мне она не особенно понравилась: громко говорит и неприятная нижняя часть лица; верхней не видно под шляпой. Впрочем, элегантна и находчива. Вечером она мне понравилась больше. <���…>
5 декабря. <���…> Ирэн ничего, но не больше, Б.Н. шепнул, что своими разговорами она его уже утомляет, и что, вероятно, из всего этого ничего не выйдет. Стихи ее не особенно нравятся мне” (313, с. 210).
С. 130– Здравствуй, Авдей! – Это домашнее, кружковое прозвище было дано Оцупу по имени его отца Авдея Мордуховича Оцупа (1858–1907).
С. 130 Он высокий и тонкий, матово-бледный… – И… черная челка до самых бровей. – Сравните с портретом Г. Иванова в финальной строфе стихотворения Мандельштама “От легкой жизни мы сошли с ума…” (1913). См. текст этого стихотворения на с. 612.
С. 130 Эту челку, как мне рассказал Гумилев, придумал для Георгия Иванова мэтр Судейкин. – Прозвище художника и сценографа Сергея Юрьевича Судейкина (1882–1946) “мэтр” обязано своим происхождением благодарственным строкам из шуточного стихотворения Вячеслава Ивановича Иванова (1866–1949) – Судейкин оформил знаменитый домашний спектакль у него на “башне”. Эти строки приводятся в мемуарной книге Владимира Пяста:
Кто костер багряный свил
Алый шелк, червонный, черный?
– В красной шапочке ходил
Мэтр Судейкин по уборной… (321, с. 123)
Сравните, например, в мемуарах Г. Иванова: “Сам «мэтр Судейкин», скрестив по-наполеоновски руки, с трубкой в зубах, мрачно стоит в углу” (157, с. 342).
С. 130 …и ловкие ярко-желтые высокие сапоги, вызывающие зависть не только поэтов. – О том, каким образом эти сапоги достались Оцупу, О. пишет в НБН далее (см. с. 281).
С. 131 Его прозвали “общественное мнение”. — А.Ю. Арьев интерпретирует это прозвище молодого Г. Иванова в не вполне выгодном для него свете: “Не имея своего выстраданного мировоззрения в вопросах гражданских, Георгий Иванов легко выражал мнение «общественное». Так, собственно, и называли его среди петербургской богемы той поры – «Общественное мнение»: «собственного мнения» по животрепещущим вопросам у него не обнаруживалось” (22, с. 192).
С. 131 …И я воскликнул, как в бреду… – Бежим скорее на звезду!.. – Текст этого стихотворения Башкирова (Верина) нам неизвестен.
С. 132 Стихи Николая Авдеевича и Всеволода Александровича я, впрочем, и сам могу наизусть прочитать. – Стихи Оцупа и Рождественского Г. Иванов многократно слышал в их исполнении не только на заседаниях “Цеха поэтов”, но и на публичных выступлениях участников объединения. Приведем здесь отрывок из газетного отчета об одном из таких вечеров, состоявшемся 29 декабря 1919 г. в ДИСКе, в котором принял участие и Башкиров (Верин): “Несколько изящных стихотворений прочел Георгий Иванов. <���…> Имена выступивших на вечере Вс. Рождественского и Н.А. Оцупа известны публике только по нескольким случайным выступлениям на вечерах поэтов. <���…> Читал свои стихи на вечере также поэт Верин” (338, с. 1).
С. 132 …хотя бы эту вашу “Балладу о толченом стекле”. — Приводим текст стихотворения “Толченое стекло” (1919) по первой книге О.:
Солдат пришел к себе домой —
Считает барыши:
“Ну, будем сыты мы с тобой —
И мы, и малыши.
“Ты б на денек, – сказал он ей, —
Поехала в село.
Мне надоело – сто чертей! —
Проклятое стекло”.
Семь тысяч. Целый капитал
Мне здорово везло:
Сегодня в соль я подмешал
Толченое стекло”.
Один оставшись, граммофон
Завел и в кресло сел.
Вдруг слышит похоронный звон,
Затрясся, побелел.
Жена вскричала: “Боже мой!
Убийца ты и зверь!
Ведь это хуже, чем разбой,
Они умрут теперь”.
Семь кляч дощатых семь гробов
Везут по мостовой,
Поет хор бабьих голосов
Слезливо: “Упокой”.
Солдат в ответ: “Мы все умрем,
Я зла им не хочу —
Сходи-ка в церковь вечерком,
Поставь за них свечу”.
– Кого хоронишь, Константин? —
– Да Машу, вот, сестру —
В четверг вернулась с именин
И померла к утру.
Поел и в чайную пошел,
Что прежде звали “Рай”,
О коммунизме речь повел
И пил советский чай.
У Никанора умер тесть,
Клим помер и Фома,
А что такая за болесть —
Не приложу ума.
Вернувшись, лег и крепко спал,
И спало все кругом,
Но в полночь ворон закричал
Так глухо под окном.
Ущербная взошла луна.
Солдат ложится спать.
Как гроб тверда и холодна
Двуспальная кровать!
Жена вздохнула: “Горе нам!
Ах горе, ах беда!
Не каркал ворон по ночам
Напрасно никогда”.
И вдруг – Иль это только сон? —
Идет вороний поп,
За ним огромных семь ворон
Внесли стеклянный гроб.
Но вот пропел второй петух,
Солдат поднялся зол,
Был с покупателями сух
И в “Рай” он не пошел.
Вошли и встали по стенам,
Сгустилась сразу мгла,
“Брысь, нечисть! В жизни не продам
Проклятого стекла”.
А в полночь сделалось черно
Солдатское жилье.
Стучало крыльями в окно,
Слетаясь, воронье.
Но поздно. Замер стон у губ,
Семь раз прокаркал поп.
И семь ворон подняли труп
И положили в гроб.
По крыше скачут и кричат,
Проснулась детвора,
Жена вздыхала. Лишь солдат
Спал крепко до утра.
И отнесли его в туда,
Где семь кривых осин
Питает мертвая вода
Чернеющих трясин.
Интервал:
Закладка: