Виктор Топоров - О западной литературе

Творческий кризис Льосы, начавшийся после «Войны конца света» (его, бесспорно, вершинного произведения 1981 года), связан, скорее всего, далеко не в последнюю очередь с мировоззренческим: от левых Льоса – уже не только писатель, но и общественный, а то и политический деятель – ушел, к правым так и не пришел; хуже того, угораздил однажды – в роли независимого политика – в весьма неприятную ситуацию и вышел из нее не без репутационных потерь. Ну и, конечно же, прошло его время. Впрочем, и поздние книги, написанные по принципу «тех же щей, да пожиже влей», еще вполне удобоваримы, а последняя из них – «Похождения скверной девчонки» (2006) – представляет собой латиноамериканский ремейк флоберовской «Мадам Бовари».

Марио Варгас Льоса, сын водителя автобуса и дочери плантатора, ставшего позднее фабрикантом и дипломатом, – происхождение довольно курьезно. Незрелым юношей женился на родственнице тринадцатью годами старше него. Защитил докторскую диссертацию по творчеству Гарсиа Маркеса, после чего два будущих нобелеата разругались и не разговаривали друг с дружкой тридцать лет. Так стоит ли удивляться его едва ли не пожизненному интересу к классовой борьбе, прелестям продажной любви и дружескому вероломству? Нобелевскую премию ему присудили с формулировкой «за детальное описание структуры власти и за яркое изображение восставшего, борющегося и потерпевшего поражение человека».

Нобелеатов у нас в последние годы начинают спешно переводить. С Льосой это не понадобится – его будет достаточно столь же пожарными темпами перепечатать. Тем, кто еще не знаком с его творчеством, я бы порекомендовал начать с «Тетушки Хулии и писаки», прочитать (вернее, попробовать прочитать; она очень длинная) «Войну конца света», а потом уж – и если пойдет – приниматься за все остальное.

Перечитывать Льосу – овчинка не стоит выделки; не столь он все же глубок, да и не столь хорош тоже; поэтому тем, кто уже читал его, я бы посоветовал удовольствоваться мыслью о том, что на сей раз – исключительно ради разнообразия – нобелевская награда нашла героя.

В питерской «Амфоре» вышел в русском переводе роман Герты Мюллер «Качели дыхания» (2009) – роман, судя по всему, и принесший ей в том же году Нобелевскую премию по литературе, официально присужденную «за сосредоточенность в поэзии и честность в прозе, с которыми она описывает жизнь обездоленных» – то есть фактически за благие авторские намерения (или за конъюнктурный расчет, за благие авторские намерения выдаваемый). Роман вышел, я бы сказал, не просто в «Амфоре», но, разумеется, в «Амфоре». А почему, собственно говоря, разумеется?

Потому что арт-директор «Амфоры» Вадим Назаров несколько лет подряд предугадывал имена будущих нобелевских лауреатов во всей их подчас чудовищной непредсказуемости и загодя скупал права на их произведения. В какой-то момент, оценив по достоинству этот индивидуальный алгоритм, я посоветовал Назарову запустить книжную серию «Будущие нобелевские лауреаты», потому что он, как этакая литературная баба Ванга, вполне имел и имеет на это право. И Вадим Борисович моим советом воспользовался: такая серия и впрямь запущена.

Всего в двух или в трех случаях (за десять-то лет!) не угадав имя будущего лауреата, Назаров и тогда не терялся, но тут же приобретал права на мгновенно подорожавшие произведения внезапного баловня нобелевского жюри. Так произошло и с Гертой Мюллер, выпущенной по-русски «благодаря субсидии Института Гете, финансируемого Министерством иностранных дел Федеративной Республики Германии», что, конечно же, несколько утешает. У нас говорят: Пушкин заплатит, а за роман «Качели дыхания» все-таки лучше, что заплатил Гете.

Герта Мюллер – румынская немка, представительница национального меньшинства, затем румынская диссидентка (против бесчеловечного режима Чаушеску) и, наконец, немецкая (ФРГ) писательница правозащитного направления из числа беженцев из Восточной Европы. То есть, выражаясь символически, в Германии ее бесплатно снабдили «инвалидной коляской», да и во всей Западной Европе, включая Стокгольм, для нее и для таких, как она, имеются отдельные лифты (социальные) и пандусы. Поэт и прозаик Герта Мюллер удостоена множества наград, грантов и стипендий; Нобелевская премия из них самая крупная, но, даст правозащитный бог, не последняя.

Поэтесса Мюллер написала роман «Качели дыхания» о другом поэте – Оскаре Пастиоре. Собственно, начинали они писать вместе, но внезапная смерть Пастиора в 2006 году (бедняге не исполнилось еще и восьмидесяти) помешала полноценному соавторству, пусть и поспешествовала вольно или невольно Нобелевской премии. Пастиор тоже был румынским немцем-диссидентом и тоже в конце концов оказался в Германии – на беженских хлебах и при правозащитных делах. Но сначала – в молодости – он несколько лет провел в СССР, куда (как и родная мать Герты Мюллер) был насильственно депортирован в 1945 году, еще до окончания войны.

Сейчас эта депортация слывет одним из самых зловещих сталинских преступлений (как и высылка немцев в Казахстан из Республики Поволжья в 1941 году). Хотя в свое время считалось, что советские немцы были высылкой из ареала обитания не столько наказаны (в отличие от нескольких народов Кавказа, а также от крымских татар), сколько спасены от неизбежного в ином случае народного гнева. Уже в ранние 1950-е, на пике борьбы с «безродными космополитами», по той же модели предполагалось «спасти» и советских евреев. Так или иначе, румынских немцев депортация «во глубину сибирских руд» в 1945 году определенно спасла – «благодарные» за гитлеризм румыны, безусловно, вырезали бы их всех до последнего.

Повествователя в «Воздушных качелях» (то есть как раз Оскара Пастиора) мы застаем семнадцатилетним симпатягой, путающимся, надо полагать, для поэтического вдохновения со взрослыми дядьками – Ласточкой, Сосной, Ухом, Витком, Дроздом, Шапкой, Зайцем, Кошкой, Чайкой и Жемчужиной – летом в городском саду, а зимой в общественных банях. При гитлеровцах это было двойное преступление: гомосексуализм плюс осквернение расы (путается повествователь в основном с румынами), а при Советах – всего-навсего одинарное и не больно-то строго наказуемое мужеложство.

Однако пытливый отрок рано радуется. Беда подкрадывается с другой стороны (что в его случае звучит, сами понимаете)… Любителя погулять и помыться насильственно отправляют в Россию – и вовсе не в Москву к коллегам по поэтическому журналу «Газенваген» (позднее и только в конспиративных целях переименованному в «Воздух»), – хотя, правда, и не в «ГУЛАГ», а в нечто ровно посередке. В некое учреждение, где и мужчинам и женщинам (живущим, кстати, вместе на вольном поселении и практически без охраны) приходится заниматься тяжелым физическим трудом в крайне неблагоприятных климатических, да и бытовых условиях.