Роман Красильников - Танатологические мотивы в художественной литературе [Введение в литературоведческую танатологию]

Элегия как жанр [88] О проблеме определения этого жанрового образования существует несколько работ [Фризман 1973; 1991; Афанасьев 1983]. необязательно содержит в себе танатологические элементы. Однако ее характерные черты в европейской поэтической культуре: медитативный характер, эмоциональная тональность («уныние», «меланхолия», «печаль», «разочарование») – располагали к утверждению в ней танатологической проблематики как устойчивого компонента [89] Танатологический компонент элегической традиции проявлялся и в других видах искусства (см. [Панофский 1999]). . Известный исследователь этого жанра Л. Фризман отмечает: «.. Стихотворения на смерть и в XVIII, и в XIX, и в XX вв. нередко принимали форму элегий» [Фризман 1973: 158]. Особое место в элегии занимал хронотоп кладбища, который привел к возникновению «кладбищенской» лирики , охватывающей большое количество элегических текстов. Одной из ее вершин стала «Элегия, написанная на сельском кладбище» Т. Грея, в России известная в переводе В. Жуковского. Данный хронотоп побуждает лирического героя к танатологической рефлексии, рассуждению о посмертной судьбе души и тела покоящихся на кладбище, а затем и своей. Это медитативное и даже иногда идиллическое отношение к местам погребения разрушилось в результате распространения сциентистского взгляда на них во второй половине XIX в. (см. [Белоусов 1994: 5–9]).

Большинство лирических текстов, как известно, относятся к такой чрезвычайно свободной форме, как стихотворение (лирическая миниатюра). Эта форма позволяет описывать любые состояния и ситуации, в том числе танатологические. Произведения, связанные с рефлексией о смерти, зачастую включаются в группу философской лирики.

С танатологической точки зрения вызывают интерес и «гибридные», лироэпические жанры , в первую очередь поэма и баллада. Речь идет об их романтических вариантах, «романизированных» и «новеллизированных». Романтические поэмы А. Пушкина («Цыганы»), М. Лермонтова («Ангел смерти»), Дж. Г. Байрона («Гяур») и др. наполнены танатологическими мотивами, отражающими силу человеческих страстей. В основу баллады зачастую положен не просто танатологический случай, но экзистенциальная ситуация, обнажающая характеры персонажей («Перчатка», «Кубок» Ф. Шиллера), привлекающая внимание читателя к таинственным проявлениям мира («Лесной царь» И. В. Гете, «Ленора» Г. Бюргера).

Начиная с античности проблема смерти разрабатывалась в драматических жанрах , прежде всего трагедии [90] Функционирование этого жанра в русской литературе рассмотрено в книге Ю. Стенника [Стенник 1981], где, правда, танатологические проблемы практически не анализируются. . В трагедиях Софокла, Еврипида, У. Шекспира, П. Корнеля, Ж. Расина, Д. Сумарокова, Я. Княжнина и т. д. танатологические мотивы используются в качестве приема – для завязки и разрешения напряженных конфликтов. Гибель главного персонажа трагедии практически является законом жанра, единственным способом выхода из сложившейся ситуации. Такое же применение танатологические элементы находят и в драмах А. Островского, М. Метерлинка, Л. Андреева и др. В целом представление смерти на сцене – очень важная и специфическая часть визуальной культуры, особенно до распространения книгопечатания, гравюры и тем более возникновения экранного искусства.

Жанры классифицируются не только по родовому принципу, но и по тематическому. В данном случае можно говорить о некоторых дискурсивных линиях, объединяющих устойчивые формы из разных родов в другие парадигмы.

Среди подобных дискурсов выделяются «мемориальный» дискурс. Мемориальную функцию выполняет и литература в целом, однако в некоторых текстах указанная функция специально тематизируется, связывается с конкретными людьми, чья личность и деятельность оказываются достойны фиксации в культурной памяти после их кончины. Кроме эпитафии, данную задачу решают посвящения , в нашем случае некрологического характера. Это могут быть литературные мемориалы, написанные на смерть или годовщину смерти близкого человека («денисьевский» цикл Ф. Тютчева). Особый круг составляют тексты, посвященные кончине писателя или его памяти («Смерть поэта» М. Лермонтова, «На смерть поэта» Н. Огарева) [91] О проблеме жанровости этих произведений см. статью О. Мякотных [Мякотных 2007]. . Данные сочинения могут играть важнейшую роль в литературном процессе, обозначая смену литературного «лидера» и даже литературной эпохи. Таким образом, смерть писателя служит толчком для разнообразной культурной деятельности: общественной, мемориальной, литературно-бытовой, творческой [92] О некоторых аспектах данной проблемы см. работы Н. Мостовской [Мостовская 1996], У. Никелла [Никелл 2000], В. Кисселя [Kissel 2004]. .

Другим тематическим жанровым образованием является религиозная литература. Одной из ее главных задач была выработка и закрепление в текстах определенной ментальной модели отношения к смерти. Этому вопросу были посвящены специальные священные книги («Книги мертвых» в Древнем Египте и Тибете) или их фрагменты (в Библии, Коране). В христианской литературе постепенно возникли специальные жанры – видение и житие, также направленные на трансляцию танатологических представлений. В видении («Видение Тнугдала») зачастую описывалось устройство загробного мира; как известно, к этому жанру восходит и «Божественная комедия» Данте. В житии , выполняющем среди прочих и мемориальную функцию, важное место занимает эпизод «преставления» святого: именно данный факт «становился отправным в традиции его почитания и празднования в христианском календаре со дня его памяти» [Власов 1994: 63]. А. Власов отмечает характерные художественные приемы, разработанные в агиографической литературе для репрезентации этого эпизода: ретардацию (торможение) сюжетного действия, использование риторических плачей, молитв, похвалы [Там же: 59]. Жизнь и смерть святого в религиозном сознании соотносится с образцом христианского поведения, восходящего к образу самого Христа, «поправшего смертью смерть».

Реминисценции на жанр жития, в частности на эпизод «преставления» святого, встречаются в трансформированном виде и в светской литературе (повествование о старце Зосиме в «Братьях Карамазовых» Ф. Достоевского, «Жизнь Василия Фивейского» Л. Андреева). Поведение и гибель персонажей здесь скорее ставит под сомнение некоторые положения христианской догматики и агиографии. Другой нитью, связывающей секуляризованную литературу с религиозной, были различные «праздничные», «календарные» рассказы, написанные по случаю Пасхи, Святок, Рождества. Их количество увеличилось во второй половине XIX – начале XX вв. в связи с широким распространением «тонких» журналов и «бульварных» газет [Душечкина 1995: 17]. С танатологической точки зрения, интересны в первую очередь «пасхальные» рассказы («Белая мама» Ф. Сологуба, «Гостинец» Л. Андреева), в которых разрабатывались мотивы смерти и воскресения (см. [Красильников 2008]) [93] См. также специальные исследования, посвященные особому «пасхальному» тексту в русской литературе [Захаров 1994; Есаулов 2004; Николаева 2004; Проскурина 2006]. Танатологические сюжетные ситуации свойственны и «святочным» рассказам [Душечкина 1995]. .