Дмитрий Быков - Иностранная литература: тайны и демоны

Вот откуда у Агаты Кристи гениальная догадка: мир – это еще одна иллюзия, и делать выводы о виновности или невиновности надо очень и очень погодить. Все не очевидно, все не так, как выглядит, и необходимо проникнуть в этот механизм невиновности, доказать, что все происходило глубже, сложнее. Это, кстати говоря, одна из основных интенций XX века.

И вот здесь приходится признать, что Агата Кристи очень знатно вписывается в плеяду великих богоискателей XX века, великих апологетов. Таких как Честертон, который не зря же стал писать детективы. Таких как Кэрролл Льюис с его волшебными сказками. Таких как Толкиен с его фэнтези. Агата Кристи в этом ряду не на последнем месте.

В XX веке главной задачей апологетов было доказательство бытия Божия вопреки тому, что Бога очевидно нет. Эта метафизическая задача сродни тому, чтобы отмазать убийцу, стоящего над трупом. Многим хочется доказать: после смерти ничего нет, высшей справедливости нет, смысла в истории нет. «В бесконечном времени, в бесконечности материи, в бесконечном пространстве выделяется пузырек-организм, и пузырек этот подержится и лопнет, и пузырек этот – я», – с тоской думает у Толстого Константин Левин. Но многие доказывают отсутствие Бога даже с какой-то веселой злобой, вот как британец Ричард Докинз. Агата же Кристи доказывает, что нет ничего более далекого от правды, чем очевидность. Мир не таков, каков он есть. Поскреби мир, и ты увидишь чудо. Поскреби очевидность, и увидишь, что Бог есть и есть справедливость. И вот в этом Агата Кристи по-детски уверена.

Она убеждена в том, что мир движется какими-то разумными началами. И тут возникает вопрос, которого нельзя миновать: как тогда объяснить ее исчезновение после того, как первый муж сообщил ей, что уходит к молоденькой Нэнси Нил? Эта история отражена потом отчасти и в «Смерти на Ниле» (1937), и в одном из ее псевдонимных романов. Есть объяснение, что Агата Кристи подстроила свое исчезновение, чтобы мужа обвинили в ее убийстве. Но есть и гораздо более глубокий ответ: с ней случилась так называемая диссоциативная фуга – нервное расстройство, когда человек не в силах смириться с реальностью и забывает на какое-то время о своем положении. И вот Агата Кристи на одиннадцать дней забыла, кто она, где она, уехала в другой город, вела другую жизнь, и нашли ее по чистой случайности [60] Кстати, подобная история произошла и с одним из выдающихся американских новеллистов Шервудом Андерсоном. В 1912 году (ему было тридцать шесть лет) он пришел в свою контору, оглядел кабинет, ушел и больше никогда туда не возвращался. Четыре дня он где-то блуждал, вернулся – и начал новую писательскую жизнь. .

Когда человек начинает новую жизнь – это его давнее нежелание совмещаться с прежней. Это желание забыть себя прежнего. И Агата Кристи, столкнувшись с абсолютным злом – с изменой любимого мужа, испытала такой шок, что сошла с ума. Ибо мир Агаты Кристи – это мир, стоящий на прочных нравственных основаниях. И если нам кажется в какой-то момент, что Бога нет, то Агата Кристи жизнь отдаст, чтобы доказать, что он есть, вопреки очевидности, что нет ничего более пошлого, чем очевидность, потому как очевидность видят все, а тайную суть мироздания видят немногие. Вот в этом и заключается, собственно, главный вызов ее творчества и одна из причин, по которым она так религиозна, по которой она такой важный религиозный автор.

Вторая глубоко религиозная причина творчества Агаты Кристи заключается в том, что, как говорил Честертон, всем интересно говорить по-настоящему только о Боге, но говорят все почему-то о футболе. Действительно, Бог – это самая интересная тема, и поиски Бога в мире (назовите Бога истиной, отождествите их, если хотите) – самое увлекательное занятие в жизни.

Агата Кристи умудрилась сделать детектив как бы главным занятием человека, потому что показала, что настоящий человек на протяжении всей своей жизни – себя ли он ищет, Бога ли ищет, – но ищет следы присутствия чего-то. Вся наша жизнь – и это, собственно, главный вывод из Кристи – беспрерывный поиск улик. Мы ищем улики для доказательства смысла, правды, своих предвидений. Жизнь – это вообще довольно детективное занятие, и нет ничего интереснее, чем искать в мире следы Бога, чем охотиться за этим, как назвала Светлана Алексиевич, «чудным оленем вечной охоты». Надо постоянно прислушиваться, принюхиваться, ловить улики. Кстати, как вы помните, у Холмса большие проблемы с добром и злом, потому что Холмс – принципиальный атеист, он естественник. Холмс ищет улики примитивные: землю на ботинках, пепел из трубки и так далее. Герои Агаты Кристи ищут улики психологические: кто-то, вместо того чтобы огорчиться, засмеялся, кто-то, вместо того чтобы разрыдаться, насторожился… И это классом выше, это принципиальный момент: Агата Кристи ищет Бога в этих странных психологических девиациях, и то, что после ее чтения самое наше увлекательное занятие – это наблюдение за окружающими, уж это безусловно.

Любой, кто долго и вдумчиво читал Агату Кристи, выходит от нее немного безумцем. Он начинает чуть пристальнее вглядываться в свое окружение и обнаруживает: среди его однокурсников большинство – потенциальные убийцы, вон та уж точно, потому что очень неестественно она смеялась вчера, узнав, что прадедушка ее при смерти. Этот гипноз, этот, я бы сказал, психоз, в какой впадаешь после чтения Кристи, точнее всего описали Успенский и Лазарчук в романе «Посмотри в глаза чудовищ», где Агата Кристи путешествует на одном пароходе с главным героем и очень убедительно ему доказывает, что все члены команды и все пассажиры задействованы в убийстве. Это еще один привет «Убийству в “Восточном экспрессе”» (1934), в котором Агата Кристи совершила нечеловеческую наглость: двенадцать подозреваемых, и все убили. Вот такого еще не было никогда! И убийцами мог бы быть весь «Восточный экспресс», я бы не удивился.

Есть еще третья причина, которая, как понимаю, вызовет негодование, но никто не сделал больше в мировой литературе для защиты женщин, чем сделала Агата Кристи. Примерно в двух третях ее романов виновники убийства – мужчины, а женщина, девушка почти всегда носительница нравственного начала. Если женщина у Агаты Кристи коварна – такое бывает иногда, – то такой ее сделали мужчины. Женское начало в творчестве Агаты Кристи – это начало почти всегда чистое, жертвенное, доброжелательное. Мы привыкли к женскому коварству. Мы привыкли, что британская литература на каждом углу преподносит нам леди Макбет. Но в мире Агаты Кристи женщина – носительница традиционного добра, милосердия, бесконечного сострадания, бесконечного терпения. И если в мужских образах Кристи, как правило, прибегает к довольно клишированным приемам, то женщина у нее живая, и мы запоминаем даже детали ее внешности, ее словечки.