Кирилл Привалов - Яды: полная история: от мышьяка до «Новичка»

Но вернемся, как считали многие, к убийству Мадам – так во Франции, не только при дворе, называли герцогиню Орлеанскую, жену брата короля. В злодеянии заподозрили, учитывая болезненный интерес Филиппа Орлеанского к мужчинам, его недавнего фаворита шевалье де Лоррена, который мог затаить злобу на Генриетту Английскую после того, как она добилась от короля и от мужа его высылки за границу. Домыслы… Впрочем, отсутствие прямых доказательств против шевалье ничуть не способствовало устранению подозрений о причастности высшего света королевства к участившимся в нем отравлениям.

В 1673 году скончался при не выясненных до конца обстоятельствах граф Эжен-Морис де Суассон. Ему исполнилось тридцать восемь, и он был полон здоровья и задора, как галльский петушок. Подозрение пало на жену графа Олимпию Манчини. Племянница кардинала Мазарини, первого министра двора, эта импозантная дама некогда считалась любовницей Людовика XIV, от которого у нее даже был сын, родившийся вполне доношенным через шесть месяцев после свадьбы с графом де Суассоном. Обладательница поистине южного темперамента, Олимпия – с одной стороны – никак не хотела смириться с отставкой у любвеобильного короля, который предпочитал более молодых фавориток, а с другой – откровенно тяготилась браком с графом, женившимся на ней по приказу монарха.

Впрочем, убедительных улик против итальянки тогда не было. Если бы не одно не очень заметное и тем не менее существенное «но». Дело в том, что племянница Мазарини втихую увлекалась черной магией. Дружила с шевалье де Ванненом, алхимиком-любителем, колдовавшим на внутренностях только что убитого спаниеля, и посещала некую Ла Вуазен, даму приятную во всех отношениях, но открыто занимающуюся ведьмачеством. Кроме того, одновременно со смертью графа де Суассона пролился свет на такие преступления, каких ранее не видывали даже в Париже. На череду отравлений, как две капли воды похожих по их смертельным приметам на безвременную кончину супруга Олимпии Манчини.

…Яд не оставлял следов. Он убивал и будучи растворенным в воде или в вине, и как порошок: достаточно было насыпать эту белоснежную субстанцию в белье, в одежду или в постель, чтобы покончить с жертвой. Можно было и запечь с ним хлеб, это тоже действовало. По слухам, порошок состоял из матового стекла, «свинцового сахара», мышьяка и порошкообразной версии «аква Тофана». Смесь была настолько забористой, что довольно было лишь один раз вдохнуть, втянуть в себя порошок, чтобы мгновенно отдать концы.

Рецепт отравы был подарен маркизе де Бренвилье ее любовником Жаном Батистом Годен де Сент-Круа. Этого капитана кавалерии, алхимика-любителя, суровый отец маркизы Антуан Дрё д’Обре, высокопоставленный чиновник, не взлюбивший тайного избранника его дочери, матери семи детей, по подметному письму засадил в Бастилию. Годен де Сент-Круа времени зря в камере не терял: учился составлению ядов у соседа по нарам. Им оказался известный итальянский алхимик Экзили. Отыскивая во время своих блужданий по Европе заветный «философский камень», он открыл секрет яда, который безвкусен и не оставляет после себя ни малейших следов. Словно легендарный аббат Фариа несчастному капитану Дантесу, Экзили передал свою тайну предприимчивому капитану де Сент-Круа. (Есть версия о том, что он умер, случайно вдохнув свой же собственный порошок после того, как у него разбилась стеклянная защитная маска.) Странно, что Дюма-отец почему-то никак не использовал этот захватывающий сюжет…

Видимо, кавалерист был хорош не только в управлении скакуном, капитан Годен оказался годен и в фармацевты-вредители. Выйдя из недолгого заточения, он посвятил в свой секрет маркизу, которая загорелась идеей поскорее испытать действие яда. Она начала подкладывать его тайком в пищу своей служанки, параллельно описывая в специальном кондуите метаморфозы, происходящие с девушкой. Когда та умерла, врачи признали ее кончину естественной.

И мадам де Бренвилье, как говорится, завелась: ей понравился ядовитый эксперимент. Маркиза собственноручно напекла булочек, замешанных на яде, и занялась «благотворительностью»: отнесла отравленный хлеб в «Божий дом» (Отель-Дьё), старейшую парижскую больницу для бедных. С интересом наблюдала как «сирые и убогие» поедают ее ядовитую продукцию, не забывая деловито записывать в блокнот: «Вот старуха побледнела и ее вырвало… Вот нищий оперся о стену, теряя сознание…»

Яд из Бастилии надежно работал, и маркиза решила действовать более масштабно!

Первым делом де Бренвилье отравила своего отца, опостылевшего ей старого и весьма состоятельного чинушу. Она методично, на протяжении месяца с милой улыбкой подсыпала ему яд в пищу и через восемь месяцев болезни отец благополучно умер. Маркиза рассчитывала на серьезное наследство, но, вопреки ожиданиям, оно оказалось мизерным. К тому же на него еще претендовали и два брата маркизы, далеко не последние люди: один – офицер гражданского суда, другой – советник. Тогда она сделала так, что их лакеем стал некто Ла Шоссе, преданный слуга капитана де Сент-Круа. Де Бренвилье и на этот раз повезло: ее братья скончались в отчаянных муках один за другим с интервалом в полгода, отравленные Ла Шоссе, и ни медики, ни власти ничего предосудительного в этом не нашли.

Правда, неладное почувствовала в этом странном семейном море сестра убийцы. Но, зная неуёмный нрав маркизы, она предпочла не заниматься с ней разборками, ретироваться и, уйдя в монастырь, исчезнуть навсегда из поля зрения Мари-Мадлен. Испугался этого каскада смертей и сам маркиз де Бренвилье. Неисправимый мот, азартный игрок и неутомимый волочила, он ощутил приближающуюся опасность и после неудачной попытки отравления мышьяком стараниями чересчур активной жены (маркиз успел принять противоядие) спрятался за семью замками в своем загородном поместье. Потом, в ходе следствия, мадам де Бренвилье скажет про это покушение пришедшему к ней исповеднику:

– Нельзя было давать слишком много яда в один раз, отравление должно было протекать медленно, чтобы никто не подумал о яде…

А на улице Сен-Поль в Париже, где осталась жить «соломенной вдовой» маркиза, творились лихие дела!.. Де Бренвилье приобрела у почтенного швейцарского алхимика Христофора Глазера, аптекаря самого короля и графа Орлеанского, специальные склянки для яда, расфасовала его по флаконам и открыла свой гибельный бизнес.

Ее отравительским «коньком» стал, как напишут потом следователи, «бульон, несущий смерть». На подхвате был верный Ла Шоссе, перешедший из услужения шевалье де Сент-Круа в подручные маркизы. А сам кавалер-алхимик начал тяготиться ласками своей требовательной и далеко не соблазнительной любовницы. Раздосадованная де Бренвилье, когда узнала, что у офицера есть зазноба на стороне, задумала расправиться с ним. Сдерживало только то, что у шевалье хранились две расписки от маркизы на весьма крупные суммы. Де Бренвилье не терпелось заполучить их обратно, только после этого можно было травить шантажиста. Но – не судьба…