Джеймс Хэмблин - Если бы наши тела могли говорить [Руководство по эксплуатации и обслуживанию человеческого тела] [litres]

Фторид – отличный пример относительности наших проблем. В развитых странах родителям не нужно волноваться о потере ребенка из-за кариеса, поэтому теперь они волнуются по поводу фторида. Привилегированные и богатые люди могут теперь тратить время на беспокойство о самых незначительных потенциально опасных вещах.

Мрачные теории заговора вокруг фторированной воды объясняются безоговорочными возражениями против государственных программ. Иногда я спрашиваю себя, насколько иным было бы состояние дел сегодня, если бы во фразе «Жизнь, свобода и стремление к счастью» Джефферсон вместо «жизнь» написал «здоровье». Или «жизнь, а не просто бьющееся сердце». И что бы это значило для программ общественного здравоохранения, против которых люди склонны возражать на основании политической идеологии.

Термин «непереносимость лактозы» говорит о расовой и культурной предвзятости, поскольку примерно две трети людей в мире «не переносят лактозу». И еще совсем недавно большинство людей относилось как раз к этой категории. Так что термин – вопрос времени.

Лактоза – это сахар, названный так потому, что он происходит из лактационного секрета млекопитающих. Если непереносимость лактозы является заболеванием, у которого есть собственное имя и другие атрибуты, то подразумевается, что нормальное состояние для человека – это возможность без каких-либо последствий потреблять коровье молоко и его побочные продукты. Толерантность к лактозе более редкое состояние, а это означает, что употребление коровьего молока является новым явлением и, безусловно, не является обязательным.

Ну, хорошо… А почему некоторые люди переносят лактозу?

Спасибо. На протяжении большей части истории люди не могли пить коровье молоко. Попытка сделать это приводила к симптомам, которые сегодня называют «непереносимостью лактозы», – вздутию живота, тошноте, диарее. Еще сложнее было поймать дикую корову и убедить ее позволить себя подоить.

Как и большинство млекопитающих, люди могли переваривать молоко только на ранних этапах жизни – речь идет о грудном вскармливании. Лактоза – это сахар, который встречается только в молоке. В желудке он разрушается с помощью специального фермента, называемого лактазой. Он расщепляет лактозу на ее составные части – глюкозу и галактозу, которые могут адсорбироваться клетками нашего кишечника.

Но как только грудное вскармливание прекращается, производство лактазы в организме тоже приостанавливается. Ведь она больше не нужна, верно?

Но около 7500 лет назад в Венгрии, где люди начали держать одомашненный крупный рогатый скот, появился новый генетический вариант, известный как LP-аллель (лактазная устойчивость). Взрослея, люди с этим геном продолжали производить лактазу. Особенно в холодном климате, когда нельзя было круглый год охотиться и заниматься собирательством или фермерским хозяйством, коровье молоко позволяло людям выживать в условиях, в которых они могли бы в противном случае умереть от недоедания. Поэтому даже в неприветливой тундре человечество смогло хорошо устроиться. Люди с этим геном занимались сексом друг с другом (возможно, употребляя коровье молоко). Ген передался потомству и получил распространение. Производя все больше лактазы, люди приспособились к лактозе и получили возможность «переносить» ее на все более поздних этапах жизни.

Переносимость лактозы {117} 117 Michela Leonardia et al. The Evolution of Lactase Persistence in Europe. A Synthesis of Archaeological and Genetic Evidence. International Dairy Journal 22, no. 2 (2012): 88–97, http://dx.doi.org/10.1016/j.idairyj.2011.10.010 .

На сегодняшний день количество лактазы, которую мы производим, и то, до какого возраста мы способны ее производить, широко варьируется между отдельными людьми и целыми популяциями. В Швеции почти 100 % взрослых могут переваривать лактозу. В Ботсване это число приближается к 10 %.

В медицинских текстах алкоголь классифицируется как «нейротоксин». Я ненавижу термин «токсин», потому что токсином может быть все, что угодно, и в то же время ничто не является токсином. В исключительных случаях нейротоксином является вода. А например, формальдегид, встречающийся в организме в незначительных количествах, не токсичен. С алкоголем дело обстоит так же, как и с другими вещами в жизни: все зависит от дозы.

В том количестве, в каком большинство людей употребляет алкоголь, он не убивает клетки мозга. Сильно пьющие люди некоторые клетки действительно теряют. Кроме того, в нарушении, известном как алкогольная невропатия, задействованы периферические нервы (именно она настигла великого Хантера С. Томпсона) {118} 118 Juan F. Thompson . Stories I Tell Myself. New York: Knopf, 2016. .

Когда дело касается нервов, нужно понимать, что не обязательно нужно убивать клетку, чтобы разрушить ее. Когнитивный и эмоциональный дефицит, возникающий в результате злоупотребления алкоголем, является результатом уменьшения клеток мозга и нарушения связей между ними. Это нарушение как раз и убивает клетки мозга в прямом смысле. В книжном магазине в Кембридже я на днях видел плакат с фотографией Эрнеста Хемингуэя и цитатой якобы его авторства: «Пиши пьяным, редактируй трезвым». У Хемингуэя была тяжелая форма зависимости от алкоголя, и в возрасте шестидесяти одного года он выстрелил себе в голову из ружья. Томпсон застрелился в шестьдесят семь. Тем не менее неутомимые производители плакатов считают, что постер с цитатой следует продавать не как предостережение, а как декоративную банальщину для начинающих творческих личностей. Можно поспорить, что у всех этих людей алкоголь уже убил все мозговые клетки.

В отличие от прогрессирующих заболеваний, таких как болезнь Альцгеймера или Паркинсона, повреждение клеток мозга у алкоголика прекращается, стоит ему бросить пить. Некоторым выздоравливающим алкоголикам даже удавалось восстановить объем мозга. Но это происходит за счет поддерживающих клеток и частичного возврата существующих нейронов к нормальному размеру. Если сами нейроны умирают, их уже не вернуть.

На углу улицы в бруклинском квартале Форт-Грин, где я жил в 2015 г., располагался винный магазин, на рекламном щите которого сообщалось, что он торгует «натуральным» вином. Во время поездок в Лос-Анджелес и Сан-Франциско я увидел похожие вывески и там. Стоило мне узнать об этом тренде, мне стало казаться, что в каждом районе, где есть дизайнерские галереи и студии йоги, обязательно продается натуральное вино.