Михаэль фон Альбрехт - Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования

Но в ночь непосредственно перед днем, который был назначен для переговоров, мавр призвал своих доверенных лиц, но тотчас изменил свое решение и удалил остальных; затем он, должно быть, долго совещался сам с собой, причем выражение его лица, его цвет и жестикуляция менялись в зависимости от его настроения в каждый миг; это, конечно, и открывало, несмотря на его молчание, тайные мысли в его груди. Наконец он приказывает призвать Суллу и в соответствии с намерением римлянина устраивает нумидийцу засаду. Как только наступил день и он узнал, что нумидиец не очень далеко, он направляется с немногочисленными друзьями и римским квестором, как будто бы он хотел выехать навстречу Югурте, чтобы его почтить, на холм, который хорошо просматривался людьми, находящимися в засаде. Туда же приходит нумидиец с многочисленными доверенными лицами, которые в соответствии с договоренностями были без оружия339, и тотчас по знаку на него340 нападают со всех сторон из засады. Остальные были изрублены, Югурта скованный был передан Сулле и им доставлен к Марию.

Содержание и форма

Предыдущий отрывок заканчивался словами: illi pariter laeti ас spei bonae pleni esse, они оба были одинаково веселы и исполнены добрых надежд. За этим светлым завершением следует — характерное для Саллюстия с его вкусом к контрастам — вступление, начинающееся с sed341, но. Сначала слово nocte задает время; затем в придаточном предложении дополняется, что речь идет о ночи непосредственно перед назначенным сроком. Это уточнение задним числом содержит момент будущего; непосредственное предстояние переговорам подчеркивается прилагательным ргохита; это дополнение, с чисто логической точки зрения избыточное, показывает, что Саллюстий хочет усилить напряженное внимание. После того как в первой части предложения задана связь сцены с предстоящими переговорами, автор включает ретардирующий элемент — внутренние колебания предводителя мавров перед принятием решения. При этом происходящее в душе изображается концентрически, со все большим приближением. Сначала оно проявляется в перемене его поведения с доверенными лицами, которым он приказывает явиться и которых тотчас удаляет; его нерешительность очень интригующе отражается в передвижениях этой группы. Как только царь со своими беспокойными мыслями остался в одиночестве, писатель заключает его в более тесный круг: теперь внутреннее отражается в его мимике, поведении и жестах. Здесь душевное еще не предстает непосредственно: оно отражается в телесном.

Решающим значением обладает последний штрих: quae scilicet ita tacente ipso occulta pectoris patefecisse, что, стало быть, делало явным — при его молчании — скрытое в его груди. Некоторые издатели вычеркивали это последнее предложение342. Но речь идет не об избыточной глоссеме, а о необходимом последнем этапе разворачивающегося до сих пор движения, к самому малому из концентрических кругов: это уже не наблюдение внешнего, перемещений групп людей или жестикуляции, но подступ к внутреннему как таковому (occulta pectoris). Значение, которое придает ему Саллюстий, отражается в выборе слова: pectus, как мы уже установили, поэтическое выражение; но и синтаксическое оформление изысканно: конструкция occulta pectoris напоминает греческий язык. Такого рода «грецизмы» Саллюстий в ходе своего развития применял все чаще343; не в последнюю очередь эти отважные обороты, придающие его стилю отпечаток достоинства. Эмфатическую роль играет и расстановка: occulta pectoris занимает важное место в конце; это цель и стержневой пункт заданного в первой фразе центростремительного движения344: ночь — противоречивые приказы своему окружению — мимика — молчание и внутренние мысли. Предложение развивает, таким образом, на различных уровнях один и тот же мотив — колебания между противоположными полюсами. Изображение, со своей стороны, также пронизано контрастами. Отчасти они вытекают из сути дела (adhibitis amicis, призвав друзей / remotis ceteris, удалив прочих), частично — из своеобразия саллюстиева описательного искусства: voltu corporis pariter atque animo varius, изменчивый в выражении, в цвете лица, в движении тела равно как и в душе; здесь противопоставление corpus и animus акцентирует способ наблюдения со стороны писателя, пытающегося представить внутреннее в его внешнем физиогномическом отражении. И, наконец, в последней части предложения Саллюстий выдвигает на первый план контраст между молчанием мавра и языком его мимики, что раскрывает происходящее у него внутри. «Темный фон» tacente ipso стоит непосредственно перед основной мыслью occulta pectoris и придает ей величайшую сочность красок.

С точки зрения драматического развития (мы сейчас будем наблюдать его), искусное изображение внутренних колебаний — момент ретардации. Напротив, в предложении 4 в конце концов принятое решение и важные меры, назначенные на следующий день, изложены с саллюстиевой brevitas: tarnen postremo Sullam adcersi iubet et ex illius sententia Numidae insidias tendit, однако наконец приказывает, чтоб пригласили Суллу, и по его намерернию расставляет засаду для нумидий- ца. Предложение очевидно короче, чем предыдущее. Впечатлению от этого соотношения помогают наречия tarnen и postremo: решение принято поздно, но оно окончательное. Глаголы стоят в историческом презен- се — iubet, tendit. Читатель переживает события, которые стоят на первом плане, из самой непосредственной близости, в то время как раньше дистанцирующее dicitur, как говорили, отодвигало на задний план скрытые внутренние процессы. В сжатом четвертом предложении больше действия, чем в пространном третьем. Здесь соединены вместе два решения мавра одновременно и сопоставлены простым et. Эта подчеркнуто простая структура контрастирует с разветвленностью третьего предложения, — чередование, в котором мы имеем образчик саллюстиевой velocitas34s.

В пятом предложении меняется сценическая площадка. Новое событие примыкает к предыдущему с помощью deinde, затем; переход от ночи к дню и приближение Югурты не сообщаются в самостоятельных предложениях; изображение торопливо, оно, минуя временное придаточное, где говорится об этих побочных обстоятельствах, идет к появлению на сцене князя нумидийцев и римского квестора. В самом главном предложении бросается в глаза, что в его конце названы люди, сидящие в засаде (последнее слово фразы — insidiantibus). Так событие вырывается за рамки предложения. Таким образом, перед самым выступлением на сцену нумидийца стоит слово, которое изначально придает своеобразное освещение последующей сцене. Но и в рамках нашего предложения искусно выдвинутые вперед побочные определения освещают происходящее событие: quasi obvius honoris causa, как бы навстречу ему; чтобы его почтить> выступает перед procedit in tumulum, выдвигается вперед на холм; аналогично было сделано в случае с tacente ipso как темным фоном для occulta pectoris patefecisse. Подготовительное предложение завершается в точке высшего напряжения, затем все развиввается в изумительном accelerando: в первой половине шестого предложения, соединенного с пятым через eodem, туда же, указание сценической площадки, есть еще относительная подробность — важно подчеркнуть, что спутники нумидийца были безоружны; вставка uti dictum erat, как было договорено, еще раз подчеркивает предательский характер покушения, заодно создавая необходимую паузу после слова inermis. Но затем ход событий опрокидывается: ас тесно связывает наступающее с предшествующим. Выразительное наречие statim, тотчас, означает скачкообразный ход, a undique, отовсюду, и simul, одновременно, — стремительность нападения. Для знака к атаке не выделено сказуемого, он предпослан в виде ablativus absolutus. Эта конструкция также отражает единство действия и поспешность исполнения. Кажется, еще ускорить описание невозможно. Но такой прием, как асиндетон, с которым мы знакомы еще по Катону346, Саллюстий приберег до сих пор и еще усилил с помощью эллипсиса: ceteri obtruncati, lugurtha Sullae vinctus traditur et ab eo ad Marium deductus est, остальные изрублены, Югурта скованный передан Сулле и им доставлен к Марию. Здесь больше действия, чем в предложениях 5 и 6. Еще один способ сокращения — причастие: vinctus traditur. Если последнее предложение — при всей быстроте — действует как замковый камень, оно этим обязано, во-первых, тройному членению, которое следует закону роста колонов, во-вторых — смене времен: замыкающий перфект deductus est приходит на смену оживленным историческим презенсам и своим трезво-констатирующим характером задает дистанцию по отношению к предмету347.