Михаэль фон Альбрехт - Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования

Сначала указана необходимость сбережения времени, затем — как тяжело это делать452. Теперь Сене

ка обращается к вопросам осуществления на практике: 1. Нужно домостроительство времени, поскольку оно в нашей собственности453, г. Время — нечто драгоценное, но и то, что очень трудно удержать; об этой трудности говорит вторая часть отрывка. Формулировка намеренно заострена, даже парадоксальна. При этом Сенека вновь разрабатывает отдельные аспекты предшествующего предложения, разделяя его на виды далее.

Interrogabis fortasse quid egofaciam qui tibi istapraeci- pio. Fatebor ingenue: quod apud luxuriosum sed diligentem evenit, ratio mihi constat inpensae. Non possum dicere nihil perdere, sed quid perdam et quare et quemadmodum dicam ; causas paupertatis meae reddam.

Тем самым Сенека добрался до практического совета. Он дает его тактично, рассказывая, как он это делает сам, и допускает — некоторые часы все еще пропадают зря. Правда, он в состоянии дать отчет за каждый миг. Эта главная мысль эксплицитно высказана только в последнем предложении. Откуда исходит членение «счетоводства» Сенеки на quid, quare и quemadmodum. К чекану «Нравственных писем» относится то, что философ не делает трагедии из собственного несовершенства и именно своей искренностью (fatebor ingenue) вербует слушателя. Вовлеченность партнера через фиктивный вопрос в начале (interrogabis fartasse) также относится к этой сфере.

Sed evenit mihi quod plerisque n on suo vitio ad inopiam redactis: omnes ignoscunt, nemo succurrit. Quid ergo est?

non puto pauperem oui quantulumcumque superest sat est 454 . Tu tarnen malo serves tua, et bono tempore incipies. Nam ut visum est maioribus nostris, «sera parsimonia in fundo est»; non enim tantum minimum in imo sedpessimum remanet. Vale.

Предложение, начинающееся с sed, в определенной степени образует заключительное примечание к предыдущему. Мысль, что потерю времени нельзя потом восстановить, разворачивается еще раз. Здесь также самая краткая и заостренная реплика стоит в конце.

Словами quid ergo est? вводится последний отрывок, обращенный к проблеме, когда нужно начать воплощать предложения Сенеки в жизнь. В духе риторической peroratio, заключения, в конце идет наставление — начинать своевременно. Оно подчеркнуто живописной поговоркой.

В заключение нужно еще раз указать один технический прием — сначала обозначить мысль в общем виде и затем придвинуть ее ближе и показать в подробностях (часто деля на три этапа). Форма письма ясна и хорошо продумана455. У нас нет никаких оснований допускать, что мы имеем дело с письмом по случаю. Но Сенека постоянно вовлекает адресата. Не в последнюю очередь эта «диалогически» звучащая манера письма раскрывает высокий писательский и человеческий уровень «Нравственных писем». Дисциплинированный ход мысли (над чем у Сенеки, к сожалению, до сих пор задумывались слишком

мало), живость изображения и вежливость в обращении с адресатом456 — вот несколько основополагающих черт его манеры письма.

г. Словарь

Теперь рассмотрим словарь нашего текста. Уже первые две фразы свидетельствуют о сознательном стремлении к вариации. Сенека повторяет и углубляет мысль, но те же самые слова — не возвращаются: auferre, уносить> заменяется eripere, вырывать, subripere, красть исподтишка, — subducere, уносить исподтишка, и excidere, выпадать, — ejfluere, утекать. В третьем предложении ejfluere описывается как iactura quae per neglegentiam fit, ущерб no небрежности, в четвертом тот же самый процесс — через elabi, ускользать. Целое семантическое поле в четырех предложениях! С такой систематичностью чередование слов не культивировалось ни в одном из прежде рассмотренных текстов. Понятно, в кого целил Квинтилиан, клеймя охоту за синонимами как бесполезную аффектацию457. Во всяком случае уже на уровне словаря Сенека демонстрирует действенную стилистическую волю, чье направление противоположно Цезарю с его elegantia458, но также выходит далеко за рамки цицероновского стремления к разнообразию, — впрочем, умеренного. То же самое можно увидеть в нашем письме на примере другого семантического поля459: это языковое богатство нужно отметить, и им нельзя не восхититься.

Метафорика

Необходимо отдать должное не только многообразию словаря, но и его красочности и живописности. Метафоры вырастают прежде всего из следующих областей римской жизни — правовой (vindica te tibi460, потребуй себя для себя: сообщение юридическому акту внутреннего характера как метафоры того, что философ предъявляет претензию на свою собственную личность; аналогично manus iniectio, наложение руки, в § 2; ср. также ex possessione expellere о похищении времени), долг личной благодарности и вся сфера связанных с ним представлений (inputare, вменять, debere, быть должным, и нецицероновское reparabilia, возместимое), наконец, финансовая и имущественная область (ratio mihi constat inpensae, у меня сходится счет расходов, luxuriosus, роскошный, dïligens, расчетливый, parsimonia, бережливость, serves tua, сохраняй свое)461. Из этой области происходит и пословица sera parsimonia in fundo est, запоздала та бережливость, которая на дне. Тем самым Сенека развивает свою моральную философию в тесном языковом и интеллектуальном контакте с римской действительностью. Когда он в конце ссылается на предков — ut visum est maioribus nostris, как думалось нашим предкам, — он только последователен.

Одухотворяя типично римские правовые представления, отталкиваясь от ярко выраженного у римлян чувства долга благодарности и не в последнюю очередь — от домостроительских добродетелей pater familias, тщательно ведущего книгу расходов, он дела

ет социально-психологическую реальность метафорой процессов, происходящих в глубине души отдельного человека. Возвращение к собственному «я»462 императорской эпохи говорит языком древнеримских человеческих отношений.

Сочетание предложений

Способ сочетания предложений у Сенеки чувствительно отличается от цицероновского. Асиндетон стал практически правилом, частицы и союзы, такие, как et, tarnen, ergo, enim, пат употребляются не слишком часто. Ergo ставит заключительный акцент (§ г и 5). Но и пат тоже — значимый сигнал: оно вводит заключительную поговорку463.

Сначала есть искушение связать асиндетическую манеру с эпистолярным языком. Но этому противоречит тот факт, что у Цицерона письма дидактического содержания так же тщательно отделываются в отношении связи предложений, как и его речи, а кроме того — Сенека и в иных своих произведениях пишет не иначе, чем здесь, и, наконец, то, что письма Луци- лию — фиктивные464.

Следовательно, речь идет не о внешних различиях жанра, но о подлинном расхождении стилистической воли.

Блеск; пуанта; «агрессивный» стиль

Если от Цицерона обратиться к Сенеке, то с ритмической точки зрения бросаются в глаза две вещи: с одной стороны, в целом мы наблюдаем те же самые клаузулы465, которые предпочитает и Цицерон, с другой — фразы у Сенеки более короткого дыхания; вместо длинных периодов — короткие самостоятельные члены; стиль Сенеки можно сравнить с жемчужным ожерельем. Отдельное предложение получает свой блеск различными способами, есть искушение, насколько это возможно, закончить пуантой каждую фразу. Итак, нет больше речи о затухании концовки, что мы могли наблюдать у Цицерона. К концу может подводить градация (eripiuntur — subducuntur — effluunt; male — nihil — aliud; pretium tempori ponat — diem aestimet — intellegat se cotidie mori). To, как представление в этом crescendo внутренне углубляется, проследим только по ряду глаголов, которые означают различные способы потери времени: насильственное хищение, тайная кража, простая потеря (здесь больше всего доля собственной вины). Каждый из трех глаголов достигает полноты в наглядности, и к тому-то и стремится Сенека. В его стиле господствует вызывающая фантазия.