Станислав Бескаравайный - Бытие техники и сингулярность

4.3.4. Что, как и почему в человеке изменится?

Кроме традиции неудачных попыток изменить человека история показывает нам впечатляющий перечень побед на этом поприще.

Пример методичного воспитания с целью превратить любого подходящего ребенка в образец воина дает еще Спарта. А сумма военных требований дает удивительные примеры — от долговязых гвардейцев в российской гвардии XVIII века до миниатюрных танкистов Второй мировой.

Первые же гаремы потребовали евнухов для обслуживания, равно как опера требовала тонких голосов, и уничтожить обычай кастрации мальчиков удалось лишь в XX веке. И фундаментом для смягчения нравов служат не столько гуманные рассуждения, сколько развитие медицины — улучшение контроля за рождаемостью, точное установление отцовства и т. п.

Любое серьезное изменение в образе жизни племен и народов самым серьезным образом влияет на их фенотип. Попытка обобщить влияние урбанизации на телесность — это предмет множества исследований (пример рассуждений [61]).

Если что-то не получается в реальности, люди порой готовы участвовать в имитации своего полного преображения. Христианство принесло попытку трансформации людей — Христа именуют вторым Адамом, как знак нового начала в истории человечества.

Идеи о радикальном изменении человека каждый раз возникают на стыке исторических эпох. Они часто ошибочны, и попытки воплотить их буквально, как у отцов-теоретиков, — приводят к довольно страшным последствиям.

Прозорливые мыслители стали опасаться успехов генетики не из-за каких-то эстетических или нравственных ограничений, а потенциального распада человечества: Ю. Хабермас рассуждал о «самоинструментализации вида»: если человек целиком становится инструментом, то люди утрачивают общую рамку [240, с. 81].

Но еще более ошибочно воспринимать человека как константу, как некий абсолютный феномен, в глубинах которого можно найти ответы на все мировоззренческие вопросы. Такая позиция критиковалась с самых разных точек зрения, и в качестве очередной попытки можно привести книгу Ж.-М. Шеффера «Конец человеческой исключительности» [262]. В ней человеческая культура и человек предстают в виде совершенствующейся системы, у которой нет ни высшего, предельного образца (каким верующий видит Христа), ни заданного набора качеств, достижение которого можно считать финишной чертой развития.

Если не брать за основу сохранение привычной человеческой рамки, сбережение «телесного облика», то человека надо рассматривать как индивида, выполняющего свою функцию в некоей системе. Если эта функция исполняется, то необходимость в индивидуальности вполне сохранится.

Продолжая рассуждения Ж.-М. Шеффера, можно сказать, что человек должен рассматривать себя как элемент цепочки, идущей из бесконечного прошлого в бесконечное будущее, и звенья в ней могут весьма и весьма различаться, как мы отличаемся от австралопитеков. В своем представлении мы можем удлинять или сокращать эту цепь. И чем короче мы делаем ее, тем стабильнее облик человека, пока мы не придем к отрицанию историзма — что было, то и будет, и не возникнет ничего нового под небесами [41].

Как база исследований возможных изменений в человеке достаточно хорошо себя показала модель триады «человек — общество — техника». Ф. Энгельс в работе «Происхождением семьи, частной собственности и государства» дал прекрасный образец подобного анализа. Сейчас прием не устарел — его используют как диалектики [175], так и философы, не столкнувшиеся с навязыванием марксизма [218].

Игнорирование двух составляющих триады для развития третьей — приводит к отрицательным последствиям. Попытки трансформировать человека при слишком низком уровне техники приводят к низведению людей до уровня племенных животных. Но развитие науки и промышленности невозможно без повышения человеческого потенциала. Необходимо найти ту меру развития социума и техносферы, при которой трансформация человека становится необходимой и даже неотвратимой.

Прежде чем увязывать изменения человека с обществом и техносферой, необходимо задать условия трансформации homo sapiens.

Гипотеза техногуманитарного баланса [157] требует взаимного дополнения технологической мощи и культурно-психологической регуляции, иначе общество разрушается. С. Б. Переслегин предложил предел сложности, когда общество не успевает за ростом техносферы, и предел простоты, когда техносфера не обеспечивает рост общества [174].

Можно сказать, что трансформация человека становится возможной и необходимой, когда в обществе и технике накапливается потенциал поддержки нового индивида. Есть соответствующие медицинские технологии, есть возможность их широкого использования. Если общество готово принять новых людей, возможны изменения в этике и эстетике. И что самое главное, должны появиться возможности использования новых человеческих качеств, которые дают преимущество над «старыми» людьми — преимущество долговременное, что может не просто окупиться в течение нескольких лет, но и окажется сохранено в следующем поколении.

И наоборот, развитие индивида замедляется и становится невозможным, если остальные «составляющие» не готовы. Тогда попытки заявить о создании качественно нового человека становятся трагическими, а порой и анекдотическими страницами истории, вроде экспериментов И. И. Иванова по скрещиванию человека с обезьяной. Сегодня можно указать легализацию и едва ли не поощрение однополых браков на территории государств с крайне низкими показателями рождаемости — биологически эти браки остаются бесплодными, и демографические проблемы усугубляются. Исходя из политических предпосылок, государство и общество расширяют пределы «нормы» для человека, все больше девиаций — физических, психических, нравственных — объявляются допустимыми. Но эти девиации не воспроизводят человека, ограниченно развивают экономику и практически не помогают в развитии науки.

Но как определить необходимость трансформаций? Ведь трансформация может быть выгодна, однако же совершенно не обязательна, и общество не примет ее по причинам, допустим, культурного характера.

Надо выявить, пусть и в самой приближенной форме, пределы независимого развития человека, техники и общества. Если отстает одна из составляющих триады, то ее начнет подтягивать сама сила вещей.

Рассмотрим варианты:

1) развитой индивид, который располагает некоторой технической базой, но не находится в обществе. Робинзон Крузо. Фантасты предложили множество сценариев, когда единственный человек управляет автоматизированным городом и даже может воспроизводить себя с помощью биотехнологий. Но сейчас человеческое одиночество — это решение на одно поколение, т. к. возникают неустранимые проблемы: а) сложности с поддержанием уровня технологий, б) сохранение субъекта и/или продолжение рода, в) отсутствие причин для дальнейшего развития: не актуализируются противоречия, характерные для общества, индивид замыкается в личном космосе;