Станислав Бескаравайный - Бытие техники и сингулярность

Старогегельянцы, неогегельянцы и так вплоть до П. Тейяра де Шардена, напротив, видели в системе Г. Гегеля чрезвычайно удобный инструмент для теологических рассуждений. Тот же П. Тейяр де Шарден заменил Абсолют «точкой Омега» и попытался инкорпорировать концепцию эволюции в учение католической церкви [212]. Финал эволюции — это некое слияние индивидуальных сознаний, «возврат к себе целиком всей ноосферы». Однако в его сочинениях крайне скупо освещается феномен техники.

Пытаться сегодня «реабилитировать» концепцию абсолютного духа в ее чистом, оригинальном гегелевском виде — значит повторить путь старогегельянцев с их отождествлением Абсолюта и Бога, с теологическим толкованием системы Г. Гегеля. Для философии науки это тупиковый путь.

Но, опираясь на прогресс в науке и технике, можно попытаться материалистически переосмыслить концепцию самопроявления абсолютного духа, отождествив его с самопознанием техносферы.

Разумеется, это качественно иной шаг, чем заимствования диалектики из гегелевской философии, потому как диалектика суть метод и может применяться к самым разным онтологическим и социологическим конструкциям, а использование «абсолютной идеи» требует либо онтологических допущений (идеалистических), либо трансформации исходной гегелевской концепции.

Чтобы провести сравнение реализации абсолютной идеи в философии Гегеля и концепции технологической сингулярности, во-первых, необходимо выявить те сущностные сходства, которые объединяют самопроявление абсолютного духа и самосознание техносферы, во-вторых, необходимо указать те граничные условия, которых необходимо придерживаться, чтобы сохранять подобие.

Зададимся тождеством мышления и бытия, как опорой существования субъекта, проявления его «Я». Без достижения тождества (заведомо неполного, но определяющего некий качественный уровень) становление личности невозможно. Еще И. Кант опровергал картезианский принцип «мыслю — следовательно, существую», на основании того, что разум невозможно вывести из единственного положения. И сама по себе истина — в ее единичном проявлении, в отдельном тождестве бытия и мышления — не может определять развитие техники, требуется многообразие законов природы, результатов экспериментов и т. п.

Чтобы перейти от единичного основания «техносубъекта» к его возможным качествам, необходимо опираться на основные объективные противоречия в технике.

В технике противостоят утилитарное, направленное на человека «вне-себя-бытие» и стремящееся к самодостаточности, направленное на развитие техносферы «для-себя-бытие». Техника с момента своего возникновения была направлена на обслуживание человека, на удовлетворение его потребностей. Одновременно человек обслуживает технику: тратит силы на ее создание, ресурсы на ее поддержание.

Первоначально истина, тождество бытия и мышления, присутствует в технике лишь опосредованно — через конструкцию технических изделий, через алгоритм технологии. Машина или механизм перестают функционировать, если алгоритм не обеспечивает достижение результата — их конструкция и/или использование не соответствуют истине. Можно назвать это инобытием техносубъекта. Г. Гегель указывает на свойства механизма: «понятие как субъективное понятие есть сначала вне объекта, и всякая определенность есть определенность, положенная как внешняя. Как единство различных объектов есть поэтому некое составное, некий агрегат, и действие, оказываемое на другое, остается внешним отношением; это — формальный механизм» [42, с. 384]. Отрасль техники, например, транспорт XIX ст., может быть сколь угодно развитой, но мышление, необходимое для ее существования, присутствует в человеческом сознании. Это — тезис техники. Ее многократно описанное проявление, которое возникает едва ли не с появлением каменного рубила.

Г. Гегель усматривал суть системы технических изделий в том, «что имманентная отрицательность как центральная единичность некоего объекта (абстрактный центр) приходит в отношение с несамостоятельными объектами как с другой крайностью посредством некоторой середины, которая соединяет в себе центричность и несамостоятельность объектов (относительный центр). Это абсолютный механизм» [42, с. 387]. Интерпретируя его слова, можно сказать, что техносфера стремится к централизации, располагает всеми предпосылками, но принципиально не может ее достичь из-за ограниченного, чисто внешнего взаимодействия механизмов. И в начале XIX века такое противоречие было очевидным: точность и безупречность, к примеру, часового механизма, противостояла явной невозможности для этого механизма существовать без человеческих усилий. Люди все более уверенно задавали систему мер и весов, стандарты и т. п., при желании скорее в этом можно было усмотреть предпосылки к единству техники, чем в реальном взаимодействии технических устройств.

Формирование антитезиса начинается с появлением компьютеров. С переходом от отражения, к обработке и накоплению информации в технике. Можно сказать, что информация получает в технике свое непосредственное бытие. Если на странице книги любое написанное слово — это просто знак, и оно становится понятием лишь в человеческом сознании, то компьютер самостоятельно обрабатывает данные, хотя и в пределах заданных программой. Вычислительное устройство, которое снабжено автоматизированным вводом-выводом данных, тот первый зародыш техносубъекта, который можно уподобить бактерии на фоне человека. Тождество бытия и мышления в ранней вычислительной технике поверхностно. За решениями программы в очень малой степени стоит история ее развития, в то время как мысль индивида опирается на его жизненный опыт. Потому существование тождества «бытие-мышление» у компьютеров обеспечивается чрезвычайно высокой четкостью высказываний. Компьютерные языки наиболее жесткие, не терпят двусмысленностей, метафор и т. п. Перечень описываемых программами ситуаций ограничен, и это порождает термин «слабый искусственный интеллект».

Можно провести аналогию с картезианским сведением всех качеств вещей к протяженности: чтобы обеспечить онтологические основания интуиции, Р. Декарту потребовалось привести в соответствие простые врожденные идеи и некие простые основания окружающего мира. Точно так же вынуждены поступать программисты, ужимая разнообразие мира до словарного запаса «C++» или набора атрибутов «JavaScript». Можно продлить эту аналогию до «элементарного факта» из работ Л. Витгенштейна, когда весь мир составляют лишь факты логического пространства, а другими просто не следует заниматься. Но суть останется неизменной: жесткое упрощение нашей реальности, обусловленное неизменностью понятийного аппарата.