Станислав Бескаравайный - Бытие техники и сингулярность

Разумеется, есть несколько приемов для компенсации снижения прибылей.

— Юридическое преследование за нарушение авторских прав. Чрезвычайно хлопотное мероприятие. Оно имело бы шансы на успех, если бы уже сейчас существовало государство, контролировавшее всю территорию Земли. Но сегодня информация перемещается через границы юрисдикций сравнительно свободно [25]. Единственной гарантией от пиратства выступает наказание конечного потребителя. Это приведет к такому уровню бюрократического и политического давления на человека, что поставит под сомнение статус гражданина, замедлит развитие общества. Скажем, виртуальная библиотека Sci-hub, созданная Александрой Элбакян, постоянно переезжает с сервера на сервер, спасаясь от исков и блокировок. Однако в научном сообществе эта библиотека признается очень полезной, нужной — чтобы поддерживать квалификацию, просто необходимо читать много текстов, на покупку которых нет денег.

— Юридические лица стали расти подобно тем биологическим видам, представители которых резко увеличивались в размерах, чтобы соответствовать новым условиям обитания. Громадной киностудии легче договориться с банками, выбить деньги, заключить договора с прокатчиками. Можно увязать выход книги с премьерой фильма, с выпуском игры. Однако укрупнение — во многом тупиковый путь. Конечную его стадию уже представили в Росси, и сделал это Н. С. Михалков, прямо организовавший сборы с продаж носителей информации в пользу «обладателей авторских прав». Есть даже проекты введения государственных налогов на компьютеры и принтеры, опять-таки в пользу авторов. Но такие системы редко приносят пользу искусству: почему-то оказываются очень высокими накладные расходы и неадекватно учитываются художественные достоинства текстов.

— Существует и прием миниатюризации. В контексте литературной индустрии он состоит в возможно более полном отказе от «посредников» — издательств и книготорговцев. Читатель может сам, непосредственно отдать автору деньги, если книга ему понравится. Однако в подобном подходе есть очень неприятная для авторов составляющая: роман теряет качества товара — гарантированного обмена «товар — деньги» не происходит. Есть лишь добровольное пожертвование читателя — коллективное меценатство. Но в таком случае новая книга — лишь повод для рекламной компании автора по благотворительным взносам в пользу себя любимого. А значит, любая популярная личность может провести точно такую же акцию, но уже безо всякого литературного произведения.

Более рациональные попытки консервации системы гонораров связаны с произведениями, распространение которых ограничено специфическими носителями, сложными воспроизводящими устройствами. Поэтому в последние годы высокие сборы в кинотеатрах дают фильмы формата 3D — множество потребителей еще не могут воспроизвести это зрелище у себя дома. Можно ожидать самых различных вариантов «уникального шоу», которые приближают зрелище к потребителю: уже используют запахи, применяют устройства, двигающие зрительские кресла и т. п.

Но и это тупиковый путь.

Во-первых, человек, как потребитель зрелища, ограничен совокупностью своих ощущений. И эти ощущения все более искусно подделывает high tech индустрия. Какие мраморные статуи можно продать человеку, находящемуся в машине епископа Беркли (то есть лежащему в «матрице»)? Он будет наблюдать их изображения с любого ракурса и виртуально получать все ощущения, которые они смогут вызвать. Аналогично и с бумажными книгами: какое-то время казалось, что громоздкие мониторы, от которых страшно болят глаза, никогда не смогут заменить привычную бумагу с ее запахом, шуршанием под пальцами и заметками на полях. Но все изменило появление хороших мониторов и «ридеров-читалок». В перспективе каждый потребитель сможет не просто свободно копировать информацию, но и дублировать ощущения. Подобная утрата товарности, невозможность эксплуатировать предметы искусства означает трансформацию социумов «свободных профессий» и всей индустрии прекрасного.

Во-вторых, постоянно развиваются технологии, имитирующие результаты ручного труда. Казалось, что масляная живопись сохранилась после распространения фотографии — уникальность и выразительность картины, написанной масляными красками, не ставилась под сомнение 34. И тут появляется объемная печать на холсте. Как до того среднестатистический потребитель перестал замечать разницу между игрой музыканта и хорошей магнитофонной записью, так и сейчас обыватель не может отличить распечатку на холсте от картины маслом. К тому же найти в Интернете превосходную пейзажную фотографию или обработать портрет заказчика, чтобы он походил на картину, придать изображению свою эмоциональную выразительность, дело нескольких минут. Привычный образ художника, который в мастерской с кистями и красками пытается создать шедевр, это обреченная на упадок натура.

Примечательно, что современные типографии переживают кризис одновременно с авторами. В качестве примера трудностей можно взять рассуждения обыкновенного современного российского автора Л. Каганова [91]. Он заявляет, что хотя его произведения интересны издательствам, но заработать на хорошей книге не получается. Слишком малы тиражи (пять — десять тысяч), причем у подавляющего большинства авторов.

Старые технологии искусства, разумеется, обладают очень большой инерцией. Их образы настолько прочно закреплены в культуре и в человеческих привычках, что радикальные изменения займут десятилетия. Но к переменам глобальные экономические кризисы (бумажные учебники уже становятся роскошью) и смена поколений (дети, у которых все учебники будут помещаться на единственном планшете, не станут так любить шелест страниц).

Обе эти предпосылки уже проявились в другом виде искусства — в театре. Он, конечно, не умер после появления кинематографа, не смогло убить его и телевидение, не похоронил Интернет. Но на фоне прогресса в других областях искусства театр в страшном застое, к нему теряют интерес. Первоначально немое, чернобелое кино не могло соперничать с театром и было чисто развлекательным зрелищем, сродни цирку. Но 50-80-е гг. XX века хороший театр стал откровенной роскошью , которую могли позволить себе только крупные города (мегаполисы, промышленные центры), в то время как кино и телевидение, создаваемые на нескольких студиях, оказались доступными в каждом селе.

При переходе от театра к телевидению мы наблюдаем гигантскую концентрацию ресурсов: сотни людей работают над каждой секундой эфира, но зрелище потребляют десятки и даже сотни миллионов. При том, что кино и телевидение все больше попадают в ту же ловушку, в которой оказался театр: самый качественный продукт зритель хочет получить, когда и как ему хочется, без рекламы, а еще лучше даром. И он получает этот продукт благодаря файлообменникам и социальным сетям.