Станислав Бескаравайный - Бытие техники и сингулярность

Однако именно эта система ритуалов и может рассматриваться как первый этап становления техносубъекта, поскольку выполнено важнейшее действие: бытие знака и бытие носителя этого знака уже разделено. Если животное фактически не может абстрагировать свое представление о предмете и передать это абстрактное представление другим (случаи обучения у обезьян — исключение), то наличие языка позволяет отделить сформулированное понятие от его создателя.

Осмысление мира. Механизмы познания мира существуют лишь в уме человека, осмысленной передачи их почти не происходит либо на примерах (разнообразие сказок, историй, всего устного материала, описывающего образ жизни, типичные ситуации), либо на примерах непосредственной практики. То есть каждый индивид должен был сам сформулировать для себя такие методы.

Приятие решений. Здесь власть ритуала — достаточно рано начала ограничивать человека. Сам по себе ритуал, в отрыве от религиозных компонент, можно рассматривать как «единожды сработавший» алгоритм действий, который после этого воспроизводится без полного осознания причинно-следственных связей. Характерны самые причудливые ритуалы (развитие которых, конечно, подчиняется и собственным закономерностям), которые описаны в «Золотой ветви» Фрезера — множество алгоритмов принимаемых/отвергаемых по совершенно иррациональным поводам. Но такой алгоритм может обеспечить уничтожение племени.

Соотношение в круговороте целей. Род — как высшая ценность, его выживание — как высшая цель. Разумеется, род — не машина, это в первую очередь биологическая структура. Но элементы рефлексии в его организации, элементы целенаправленного конструирования — уже присутствуют.

«Золотая ветвь» Д.Д. Фрэзера содержит примеры десятков обычаев, которые требуют самопожертвования (или убийства) уже не только в интересах конкретных людей, но и во исполнение каких-то абстрактных требований. Но эти абстракции еще слишком человеческие. Образы желаний, страхов, стремлений, которые отделены от непосредственных носителей и представлены в довольно хаотичных формах, похожих на людей, будто отражения в кривых зеркалах.

Пределы архаичной фазы сравнительно достоверно увязаны с неолитической катастрофой, когда люди истребили доступные виды дичи и вынуждены были переходить к земледелию.

Традиционная фаза: несущее противоречие — между продуктивностью обработки земли и численностью людей. История того времени — это постоянные аграрные перенаселения. Двадцать лет мира и хороших урожаев — и вам просто некуда девать лишних работников и бойцов.

Раз в сотню или даже в две сотни лет вдруг появляется новая сельхозкультура. Либо мелкие изобретения и упорная селекция позволяют растить рис или зерно там, где раньше урожаев и не ждали, а может быть, снимать два урожая в год. И вот — новый скачок. Распашка земель севернее «линии винограда», арабская «аграрная революция» или же «взлет на холмы» XIV века…

С точки зрения протосубъекта, постоянная недостаточность «биологической» прослойки, на которой размещался очень скромный «технологический» пласт.

Это пласт — возникшая мегамашина. Л. Мамфорд идеально описал медленное становление бюрократических структур, в которых обряд наконец получил профессионального служителя, а жизнь племени — организованность.

Мегамашина аграрной фазы, будь то теократия, империя, некий город-государство, при всей своей деспотичности оказывается слишком специализированной игрушкой. Для-себя-бытие — это прокладка каналов, постройка дорог, устройство арсеналов, библиотек, воспроизводство кадров. Но каков смысл этих усилий?

Потребление и эстетика? Война, которая сама по себе весьма технологична, однако же ведется ради бесконечного (и порой бессмысленного) территориального расширения? Самые отчаянные усилия, чтобы во главе государства оказался человек с практически идентичным набором генов, такими же взглядами на жизнь и чуть более быстрым принятием решений в бою?

Возможности определять свое будущее меняются.

С одной стороны, системы ритуалов, больших социальных структур, городов уже позволяют определять будущее на столетия вперед. Очень тяжело сравниться с древним греками в искусстве основывать колонии — так, чтобы там потом возник город. Тяжело сравниться с устойчивостью китайской государственной машины, которая восставала из пепла очередной крестьянской революции.

Но набор ситуаций, в которых мегамашины воспроизводили себя, весьма узок. Три года плохих урожаев — и вот уже за окном смута, когда для сохранения государства требуется массовый подвиг.

В результате, когда у мегамашины возникает избыток ресурсов, когда есть те самые двадцать лет мира и хороших урожаев или удачная торговая конъюнктура, усилия затрачиваются на все что угодно, кроме осмысленного научно-технического развития. Вернее, на него — в последнюю очередь.

Готический собор, десятки императорских дворцов, вычурные моды…

Да, на нынешних исследователей давит послезнание — мы неплохо представляем, куда именно надо было направлять средства, чтобы преодолеть самые острые кризисы. Но для современников эти растраты отчасти исполнение «закона необходимого разнообразия»; чтобы перейти на следующий этап развития, требуется актуализировать противоречия, создать несколько вариаций как общественных моделей, так и технологий, построить самые разные виды инфраструктуры. Пусть это разнообразие и было малотехнично…

Четыре среза взаимодействия:

Хранение информации. Ее специфика отлично показана в «Галактике Гутенберга»; уже есть тексты, но чтобы их воспроизводить — требуется подобие ритуала. Монах-переписчик должен проговаривать текст речитативом, почти петь, для того чтобы не ошибиться во время своей работы. Эта особенность работает как смысловой фильтр. Понятие авторства существует, но копирование книги ничуть не дешевле ее создания — что первый раз человек год сидит за столом, выводя буквы на пергаменте, что второй.

Поэтому большой текст обречен на фрагментирование, постоянное дополнение и «улучшение», если только это не Библия, Платон или свод законов Юстиниана.

Осмысление мира. Рассудочные методы познания мира созданы и осмыслены. Но широко известна тогдашняя проблема взаимодействия науки и техники: «знающие не умеют» (ученые не инженеры), «умеющие не знают» (ремесленники лишены образования). Поддержание пакетов информации настолько дорого, что требует специальной социальной структуры, которая может окупиться только за счет общества, но пока не за счет ремесла.

Принятие решений. Хорошим примером тут будут рассуждения Й. Хейзинги о ритуалах Средневековья: игра, из которой вырастает человеческая культура, в чистом, первозданном виде, уже отсутствует. Ритуал и рациональные умозаключения торжествовали неоднократно, но игровое начало не истреблено, оно в виде вторичных признаков, условностей, стилей вновь и вновь проявляет себя. Мегамашина государства, пусть даже средневековой монархии, автоматизирует часть действий 40. Но как соотносятся циклы этой «автоматизации» с циклами развития традиционной фазы? Ритуализированные формы старых компромиссов удерживаются едва ли не столетиями, уже после того, как целиком утратили свое содержание. В результате утрачивается адекватность, и перед нами снова откат в биологию.