Станислав Бескаравайный - Бытие техники и сингулярность

Ко второй половине XX века стало ясно, что селекция, в стиле выведения новых пород собак, совершенно неприменима к человеку. И появились куда более эффективные биотехнологии, которые позволяют не ставить человеческую личность в зависимость от родословной. Сейчас наиболее известны трансгуманисты, которые прямо настаивают на будущей трансформации человека [283] и активно пропагандируют изменение его природы (новые материалы скелета, сосудов, новые глаза и т. п.). В их перспективных планах полная замена человеческого тела на машину, существование сознания в компьютере [253].

Проблема осложняется тем, что органическое тело человека — лишь часть его социального образа. Существует «неорганическое тело», о котором рассуждал тот же К. Маркс. Процесс «расширения человека» с помощью средств коммуникации описал еще М. Маклюэн [132]. За последние двести лет у нас принципиально изменилось отношение к медицине, а врач обрел громадную власть над телом и судьбой пациента, об этом писал Мишель Фуко [238].

Человек зримо трансформируется под воздействием цивилизации. Меняются внешность, характерные болезни, не говоря уже про образ жизни и массу имплантатов. Возможностей искусственного изменения человека появляется все больше.

Так что же человечество сохранит в своей телесности?

Как в механике используют стабилизатор-гиродин — раскрученный волчок, — чтобы компенсировать случайные колебания, так и в футурологии можно использовать устойчивое противоречие, которое сохранится, даже если вокруг изменится почти все.

Первое, максимально общее противоречие для человека и мира сформулировал И. Фихте: человеческое «Я» постоянно оппонирует «не-Я». Наша личность против всего остального мира.

Естественно, с XVIII столетия представления о человеке обогатились, а в разрезе техники существование людей можно представить так: человек, как часть цивилизации и культуры, это некая прослойка между всем еще не открытым, не оживленным его вниманием и всем уже мертвым, пережитым, познанным, технологизированным и автоматизированным; до того предела человеческая личность просто избыточна.

Человеческое «Я», рассмотренное в таком качестве, противодействует «не-Я» в рамках противоречия, раскрытого Е. Седовым и А. Назаретяном [158]:

— закон избыточности: чтобы постоянно совершать новые скачки в своем развитии, человек должен обладать разнообразием. Неизвестно, какие качества понадобятся на следующем этапе, и сегодняшний чудак-фрик завтра может оказаться важнейшим специалистом. То есть человек должен находиться в процессе постоянного качественного изменения, заранее не зная, перспективно ли оно;

— закон иерархической компенсации: чтобы могли существовать сколько-нибудь сложные системы, в их фундаменте должна находиться однородная масса. Каждый кризис общества и завоевание лишний раз это подчеркивают: лишь расчет на одинаковых людей позволяет существовать армиям и большим экономическим проектам. Но когда человек безо всякого осмысления следует шаблону, в итоге он теряет качества человечности, превращается в быдло.

Человек находится между двумя крайностями — бесполезным чудаком и серым винтиком.

Если рассматривать в рамках этого противоречия те трансформации организма, которые использует человек, то можно выделить следующие их группы:

— медико-нормирующие — вся сумма вмешательств, когда врач изменяет организм, чтобы вернуть пациенту здоровье. «Норма» — широкое и вариабельное понятие;

— эстетическо-религиозные: громадный перечень изменений организма, которые продиктованы вообще-то иррациональными соображениями (обрезание, шрамирование, прокалывание мочек ушей и прочее, и прочее);

— утилитарно-экономические: человек изменяет себя, чтобы соответствовать запросам своего рабочего места. Это могут быть изменения в рамках нормы — скажем, наращиванием мышечной массы, чтобы лучше таскать грузы или сдавать нормативы при службе в полиции. А могут быть и калечащие изменения: последние десятилетия в разных странах периодически возникает тенденция — женщины проходят стерилизацию, чтобы гарантировать свой неуход в декретный отпуск.

Начали люди, понятно, с вопросов эстетики — первым объектом творчества стало собственное тело: разнообразные татуировки и шрамирование, выбивание зубов. Сегодня это разнообразные эстетические модификации.

Но в каменном веке появились и хирурги, сейчас при раскопках находятся пробитые черепа со сглаженными, заросшими краями отверстий. Сейчас нормирующее вмешательство врача наиболее широко распространено.

Где была экономическая составляющая? Она долгое время оставалась скрытой в нормирующей, просто потому, что выпадающий за норму человек не мог прокормить себя.

Попытки поделить общество на страты в соответствии с реальными или потенциальными различиями предпринимались в человеческой истории неоднократно: индийские касты и европейские сословия, замкнутые религиозные общины и профессиональные сообщества. В отдельных случаях деление даже могло иметь смысл: средневековый рыцарь с рождения лучше питался, оттого, как правило, не болел рахитом, как его солдаты.

Но единство человеческого вида нарушить не удалось, вывести новую породу людей не получилось — происходил либо крах социальных структур, отстаивавших идеи такого деления, либо разнообразные запреты соблюдались недостаточно тщательно. В результате новым социальным структурам экстренно требовались кадровые ресурсы, и вчерашние рабы становились полноправными бойцами.

Социальные структуры разрушались не просто так, а благодаря техническому прогрессу. Причем если рассматривать современную историю человечества с точки зрения становления людей как вида, то перед нами завершение очень длительной тенденции: технические устройства сейчас меняются быстрее, чем успевает сложиться профессиональное сообщество со своими характерными заболеваниями, не говоря уже о том, чтобы в нем началась селекция по физиологическим качествам. И скорость развития техники еще в среднем палеолите обогнала скорость становление очередного вида homo. С установлением относительно единого стандарта человека общество заинтересовано в сохранении этого единства. На единый биологический «хард» можно поставить новейший социальный «софт». В индустриальную эпоху это привело к растущей стандартизации детства — распространились одинаковые прививки, упражнения и нормы физического развития. Еще большей стандартизации потребовали глобальные войны — взрослый человек обязан был при необходимости исполнять роль солдата.

К середине XX века эта тенденция достигла пика. Единообразие индустриального общества, помноженное на идеи равенства и конвейерное производство, всячески укреплялось. Иерархическая компенсация позволила осуществлять громадные промышленные проекты, опирающиеся на массы людей-винтиков.