Карл Шмитт - Диктатура

République. P. 389.

Sieyes E. Quest que le Tiers Etat. Cap. 5 (Coolection des Merits d'Emmanuel Sieyes / Ed. par Ch. E Cramer), см. также работу о Декларации прав человека.

Jellinek G. Das System der subjektiven öffentlichen Rechte. S. 228, 231, 225, 229. – Когда Еллинек (с. 229) приводит высказывание Блэкстона о том, что король всегда присутствует в своих судебных палатах, даже если он не может лично осуществлять правосудие, и связывает свою теорию с этим представлением о всеприсутствующем через своих уполномоченных короле, то в этом он противоречит собственной теории государственных органов, ибо высказывание Блэкстона может быть объяснено прежними представлениями о личном представителе, «исполняющем поручение» (vices gerit), а не представлением о «наделенном определенными полномочиями» органе, за которым не стоит никакая репрезентируемая им воля, а который только и продуцирует саму эту волю.

Lehre vom pouvoir constituant. S. 4.

Вольцендорф (Staatsrecht und Naturrecht. S. 390) подробно рассмотрел воззрения и проекты Кондорсе и показал их историческое значение. Согласно Вольцендорфу, право противодействия «переводится» у Кондорсе в правовую организацию. Но нельзя упускать из виду, что тем самым упраздняется либеральный принцип разделения между принципиально неограниченным индивидуумом и принципиально ограниченным государством (см. выше, с. 139), а право противодействия, относившееся к правам и свободам человека, становится некоей компетенцией, т. е. уступаемым со стороны государства гражданским правом. Пытаясь его «организовать», мы уничтожаем его природу. рационализируя его, мы его рационгируем.

Речь от 7 сентября 1789 г. (Arch. Pari. VIII, 532).

Etablissement et revision des constitutions. Paris, 1892. P. 409.

Только поэтому, а не в силу «фактической мощи, поддерживающей единство государства», как считает Еллинек (Jellinek G. Allgemeine Staatslehre. S. 491).

Здесь уже присутствуют два представления. дальнейшее формирование которых ведет к философии государства XIX в., – это представления о народе и об историческом развитии. Воспитательный деспотизм философии Просвещения уже связал себя зависимостью от выполнения одной задачи. Он основывается на вере в возможность усовершенствовать человеческий род, которая привела к созданию философии истории с ее идеей развития. выходящего за пределы способностей отдельного человека. Эта теория развития в рамках философии истории была систематически разработана в двух совершенно различных системах XIX в., Гегелем и Контом. Но приписываемый Конту закон трех стадий этого всечеловеческого развития (теологической. абстрактно-метафизической и позитивной стадий). а также идея социальной зависимости индивидуума от среды были выражены уже у Тюрго, а Кондорсе в своей «Исторической картине прогресса человеческого разума» настолько далеко выходит за рамки рационализма XVIII в., что Бональд не без оснований называл эту работу «апокалипсисом Просвещения». Однако прогресс здесь всегда остается делом сознательной человеческой активности, и содержание задачи диктатора состоит в том. чтобы позитивно способствовать этому прогрессу в противоположность свойственной XIX в. идее имманентного прогресса. каковую противоположность проницательно выявил Ренувье. Элементы философии истории у Канта подчеркивались не раз. Здесь особенно важно, как показал Эрих Кауфмащ что у Канта есть понятие организма. противопоставляемого механицизму XVIII столетия. Это, конечно. решающий поворот. В остальном же кантовская философия права представляет собой сумму рационального естественного права, которое как из отправной точки исходит из представления о сосуществовании людей и достигает здесь своей наивысшей последовательности и удивительной ясности. Поэтому для Канта нет ни чрезвычайного права (его Кант трактует как неправовое насилие), ни милости. Напротив, у Фихте переход к философии истории уже чрезвычайно отчетлив. Здесь можно сослаться только на рассуждения Эмиля Ласка. К ним нужно, однако, добавить, что кардинальным пунктом тут является представление о диктаторе, «повелителе», который «прозревает высшие чаяния своей эпохи и своего народа» и не просто обладает «рассчитывающей, обусловленной волей», исполняющей свои «причуды», как в случае Наполеона, а действует «вдохновенно» и из «абсолютной» воли. Это «повелитель, назначенный Богом», «по форме – тиран и узурпатор, который сначала формирует человека, а затем вновь превращает притесненного в своего судью (это чрезвычайно важное описание представления о суверенной диктатуре). человечество, «как противящаяся природа», «без всякой пощады и сожаления, все равно, понимает оно это или нет, принудительно ставится под владычество права и высших усмотрений». государство хотя и не в состоянии подчинить себе природу, поскольку не может быть «фабрикой по производству детей», должно, однако, стать «фабрикой образования» (см.: Fichtes Werke. S. 576 ff., 435 ff.). Яснее на тот пункт, где легальный деспотизм Просвещения переходит в философию истории, указать невозможно. В философии Гегеля место диктатуре отводится лишь постольку, поскольку по своему содержанию она могла бы быть всемирно-исторической задачей «всемирно-исторической личности» (Наполеон), но ведь и само то состояние, которое противостоит диктатору и которое он должен устранить, как отрицание, является лишь моментом в имманентном процессе логического саморазвертывания духа. Отсюда нельзя извлечь ясное понятие диктатуры. Тем любопытнее то представление о диктатуре, которое сложилось у философов государства из католической среды, таких как Бональд, Геррес и Доносо Кортес, поскольку в достигнутой абсолютизмом и якобинцами централизации, т. е, в современном государстве, по своей сути выступающем как диктатура, они видят плод рационализма, который и сам может быть преодолен только благодаря диктатуре. Поэтому в деталях своей аргументации эти великие католики вторят приверженцам диктатуры пролетариата. Суть такого понимания диктатуры состоит в том, что оно конституирует исключение из органического развития, чтобы оправдать задачу связанную с устранением механического препятствия, встающего на пути имманентного исторического развития. Благодаря этому понятию имманентного органического развития возникает антитеза механистическому и нейтралистскому государству. Учредительная власть народа по-прежнему допускается, только с народом отождествляется пролетариат. Борьба иррационалистической философии с интеллектуалистски-механистическим рационализмом впоследствии, у Жоржа Сореля, приводит к анархистским выводам, дающим более существенное философское основание идеям Бакунина и Кропоткина. Всякая планомерно выстраиваемая иерархическая организация предстает здесь попыткой внешнего интеллектуального вмешательства в развитие и именуется диктатурой, так что диктатурой называется организация католической церкви с ее отделением теологического клира от напутствуемых им мирян, тогда как в других случаях, когда речь заходит о критике современного государства, у Сореля встречаются фразы, которые дословно могли бы стоять в «Историко-политических листках» 30-х годов. Но наиболее чистым примером осуществления диктатуры Сорель считает практику Национального конвента 1793 г, которую он как типично рационалистическую диктатуру отличает от пролетарского «творческого насилия» (violence creatrice), действующего, прозревая свое историческое значение.