Витторио Страда - Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Николай Суханов, соратник Мартова по борьбе, критиковавший его, однако, уже в 1917 году, и превосходный летописец революции, понял это положение дел на II съезде Советов 26 октября (8 ноября) 1917 года. «Сидя в последних рядах», он «с тяжелым сердцем» следил за большевиками, которые праздновали победу. «Как мне хотелось присоединиться и слиться с этой массой и ее руководителями! Но я не мог…» [426] Н . Суханов . Записки о революции, т. VII, с. 253. Через месяц в письме Павлу Аксельроду Мартов кратко изложил причины, по которым он и меньшевики (а мы можем добавить, что с того момента и все социал-демократы) не могли связать свою судьбу с большевиками.

«Трагично, – писал Мартов, – что марксисты вроде нас не могут со спокойной совестью делать то, к чему зовет их долг, – быть вместе с пролетариатом, даже когда он идет по неправильному пути… Прошу тебя, попытайся понять, что, в конце концов, мы находимся перед лицом победного восстания пролетариата. Почти весь пролетариат поддерживает Ленина и надеется с помощью этого восстания добиться своего социального освобождения, целиком сознавая, что он бросил перчатку всем антипролетарским силам…»

Прежде всего его отталкивали «демагогические формы с их преторианскими атрибутами, в которые драпировался этот строй», и «всякого рода насилие», к которому прибегали большевики, чтобы «преодолеть пассивное сопротивление социального организма» [427] Л. Мартов – П. Аксельроду, 19 ноября 1917 года (Nikolaevskij Collection). . В конце 1917 года, когда положение полностью прояснилось, Мартов решил, что это уже не диктатура пролетариата и не социализм людей, воспитанных «на Марксе и европейской истории». Он писал своему другу Н.С. Кристи:

«Это не только мое глубокое убеждение, что насадить социализм в экономически и культурно отсталой стране – бессмысленная утопия; тут еще и моя врожденная неспособность примириться с той аракчеевской концепцией социализма и с той пугачевской интерпретацией классовой борьбы, которые являются естественным следствием самой попытки пересадить европейские идеалы на азиатскую почву… Здесь может процветать лишь квазисоциализм „траншей и казарм“, основанный на полной варваризации жизни, чистейший культ кулака, и даже не мозолистого кулака, и нам никак не избавиться от чувства вины перед лицом каждого образованного буржуа».

Отсюда возник и страх, что «сама идея социализма будет дискредитирована в умах людей» и что, кроме того, Россия идет по пути «анархии к какой-то из форм цезаризма», когда массы «потеряли веру в собственную способность самоуправления» [428] Л. Мартов – Н.С. Кристи, 30 декабря 1917 года. – Мартов и его близкие. Нью-Йорк, 1959, с. 48 – 50. .

Хотя Мартова все меньше беспокоила опасность внешней контрреволюции, его вплоть до самой смерти преследовал призрак внутреннего бонапартистского перерождения большевистского режима. Тем не менее меньшевики (с декабря 1917 года они вновь признали Мартова своим вождем) все-таки считали, что любая попытка насильственного свержения большевистского строя «пройдет по трупам побежденного пролетарского движения» и, стало быть, сыграет на руку «единственно буржуазии» [429] См. выступление Мартова на чрезвычайном съезде меньшевиков 30 ноября 1917 года. – «Новый луч», 1 декабря 1917 года, № 1; Июльская резолюция меньшевиков 1917 года. – «Социалистический вестник», 16 августа 1922 года, № 16 (38). .

И этому страху меньшевистская политика подчинялась во всех ее хитроумных изменениях, спланированных Мартовым и его соратниками – Абрамовичем и Даном, которые в отчаянных попытках пойти на соглашение с большевистским режимом не желали отказаться от собственного «марксизма» и от принципов социал-демократии. Эта печальная история началась на другой же день после Октябрьской революции, когда Мартов и Абрамович вознамерились воспрепятствовать большевикам «идти вперед одним» и под эгидой Викжеля, профсоюза русских железнодорожников, начали переговоры о создании широкого коалиционного социалистического правительства – «от народных социалистов до большевиков». Та же политика посредничества продолжалась и после роспуска Учредительного собрания, и на протяжении всего «демократического» этапа гражданской войны (до октября 1918 года), когда в качестве «третьей нейтральной силы» меньшевики захотели воспрепятствовать открытому столкновению между эсерами и большевиками. Апогей был достигнут в 1919 – 1920 годах, когда меньшевики, поддерживая режим большевиков как «защитника революции» против выступлений белой контрреволюции и иностранной интервенции, «беспощадно» осуждали деспотизм и терроризм большевиков в напрасной попытке склонить их к демократизации. История окончилась трагически в 1921 году, когда опасность гражданской войны уже миновала, но небывало строгий режим большевиков заставил меньшевиков эмигрировать или окончательно уйти в подполье. Теперь, когда самые страшные опасения становились реальностью, перед Мартовым вновь представал кошмар минувших лет – «бонапартистский финал красной диктатуры» [430] Л . Мартов . Наша платформа. – «Социалистический вестник», 4 октября 1922 года, № 19 (41). . Но он все еще не хотел иметь ничего общего с антибольшевистской коалицией, с очередным «Кобленцем».

В апреле 1918 года, за два месяца до изгнания эсеров и меньшевиков из Советов, Мартов проанализировал «шесть месяцев комиссарократии», чтобы проверить утверждения большевиков, будто Советский строй – форма демократии, стоящая выше распущенного Учредительного собрания. Он обнаружил при этом, что Советы вообще лишены власти, а хваленая «советская власть» на местах осуществляется разными «военно-революционными комитетами, штабами, президиумами, ЧК и безответственными комиссарами, чинящими произвол». В верхах же действует столь же «безответственный» Совет Народных Комиссаров, который «только на бумаге» подотчетен Исполнительному Комитету Советов. «Советская власть, – заключал он, – это сказка, и не такая уж красивая». Поэтому, утверждал Мартов, любая попытка возвратить Советам авторитет и силу, которые отличали их во время существования «свободных… рабочих организаций… независимых от государства», должна начинаться с замены «псевдовласти Советов» демократической республикой, то есть политическим строем, основанным на политической свободе для всех. А для гарантии образования этой «свободной демократической республики», которая «жизненно необходима» для рабочего класса, нужно было созвать Учредительное собрание [431] См.: Л . Мартов . Коммунизм и десять заповедей. – «Вперед», 23 (10) апреля 1918 года, № 69; Л . Мартов . Рабочие и государственная власть. – «Новая заря», 22 апреля 1918 года, № 1. .