Витторио Страда - Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Итак, избавившись от советской красивой «сказки», Мартов в связи с первой годовщиной Октябрьской революции обратил свое внимание на большевистскую теорию и практику диктатуры пролетариата и на то, в какой мере марксистская концепция диктатуры пролетариата сочетается с принципами демократии. Именно в этой проблеме заключалась суть меньшевистской дилеммы перед лицом начатого большевиками движения к социализму и их претензиями на то, что им удастся достичь социализма и демократии с помощью диктатуры меньшинства. Мартов напомнил, что, дискутируя в 40-е годы XIX века с Вильгельмом Вейтлингом и Карлом Гейнценом, Маркс – с чем соглашался Каутский – допускал возможность преждевременного захвата власти пролетариатом посредством якобинской диктатуры меньшинства. Но Маркс, конечно, не утверждал, что именно она построит социализм. Она просто явилась бы «одним из моментов самого процесса буржуазной революции». «Преждевременный» и «преходящий» захват политической власти пролетарским меньшинством, ориентированным на бланкизм, утверждал Мартов, конечно же, не был диктатурой пролетариата в понимании Маркса и Энгельса. Ключ к реализации их концепции диктатуры пролетариата надо было искать скорее в программе РСДРП 1903 года, которая определяла эту диктатуру как «завоевание политической власти пролетариатом в той степени, в какой оно позволит подавить сопротивление эксплуататоров», а также в более раннем практическом опыте Парижской Коммуны [432] См.: Л . Мартов . Маркс и проблема диктатуры пролетариата. – «Рабочий Интернационал», 1918 год, № 3 – 4, с. 65 – 67. .

Тот же Мартов уже в сентябре 1907 года детально сформулировал понятие диктатуры пролетариата, комментируя набросок программы левого крыла социалистической партии Польши. Упрекая польских товарищей в том, что из-за боязни бланкистской «ереси» они не заметили ереси ревизионистов и не были готовы с достаточной твердостью отстоять «необходимость диктатуры пролетариата», Мартов определял последнюю как «государственную власть», опирающуюся на «революционные силы», а не на «демократические права, гарантированные конституцией». Даже «в лучшем случае», которого столь жаждали «любители мирного развития», только собственное бессилие могло помешать буржуазии нарушить «демократические права», если они не были бы «защищены революционной силой». Мартов, который был «не менее чувствителен, чем кто-либо другой», к опасности «бланкистской интерпретации пролетарской политики как в Польше, так и в России», считал, что приход пролетариата к государственной власти надо рассматривать и формулировать как

«дополнение того процесса, с помощью которого пролетариат, организованный в классовую партию в рамках демократического государства и поддерживаемый теперь революционной силой, ломает законные нормы буржуазного государства, начинает гражданскую войну и доводит до конца разрушение буржуазного общества» [433] L . Martow . W sprawie programu P.P.S. – «Myśl Socjalistyczna», VIII – IX 1907, № 4 – 5, p. 109 – 114, а также набросок (проект) программы ППС – левицы. In: F . Tych ( wyd .). Materialy i Dokumenty. Warszawa, pod red. F Tych, 1961, t. I, s. 279 – 286. .

Постулируя применение революционной силы, мартовская концепция революции и пролетарской диктатуры была весьма близка к теории Плеханова и Ленина и в то же время сближалась с концепцией Каутского и западных социал-демократов в том плане, в каком она трактовала завоевание власти пролетариатом как апогей его организационного роста в рамках демократического государства, но не как победу «якобинской партии» [434] См. рецензию Мартова на работу А. Мартынова «Две диктатуры», изданную в Женеве в 1905 году («Искра», 18 января 1905 года, № 84). См. также положительную оценку Мартовым данного Троцким определения диктатуры пролетариата как «политического господства организованного рабочего класса, составляющего большинство нации» («Искра», 1 июня 1904 года, № 67, приложение). . Насилие пролетарского государства должно быть обращено против меньшинства эксплуататоров, в защиту господствующего большинства.

Если Мартов выступал с возражениями против якобинской речи Плеханова в 1903 году [435] См.: История марксизма. М., «Прогресс», 1981, т. 2. Вып. второй, с. 57 – 60. , то Ленин не только одобрил это заявление «старого якобинца», но и пошел дальше в своих замечаниях на проект программы партии 1902 года. В этих замечаниях он рассматривал диктатуру пролетариата как власть единственного «действительно революционного класса», который в случае необходимости может прибегнуть к силе в борьбе против непослушных мелких производителей. Он отмечал:

«Если бы мы действительно положительно знали, что мелкая буржуазия поддержит пролетариат при совершении им его, пролетариатской, революции, тогда не к чему бы и говорить о „диктатуре“, ибо тогда вполне обеспечено было бы нам такое подавляющее большинство, что и без диктатуры прекрасно обошлись бы (как и хотят уверить „критики“ [то есть ревизионисты])» [436] В . И . Ленин . Полн. собр. соч., т. 6, с. 229. .

Вера Засулич отреагировала тогда на это немедленно и очень резко: «Над миллионами-то! Попробуй-ка!» [437] Ленинский сборник. М. – Л., 1924, т. 2, с. 83. Указание на этот случай есть в работе: J . L . H . Keep . The Rise of Social Democracy in Russia. Oxford, 1963, p. 114. Мартову, однако, понадобилось добрых 15 лет (из них – целый год большевистского опыта), чтобы решиться на дискуссию о ленинском толковании диктатуры пролетариата и попытаться лишить его марксистской легитимности.

Мартов считал, что, по Марксу, диктатура пролетариата предполагает наличие пролетариата, который, еще не составляя большинства как класс, по крайней мере признан подавляющим большинством угнетенных в качестве «единственного класса-освободителя» в его исторической борьбе против «богачей-капиталистов», против «исключительно угнетающего класса». Согласно Мартову, Маркс не говорил о господстве пролетариата «посредством насилия над непролетарским большинством». Парижская Коммуна, например, была диктатурой пролетариата, поскольку «выборные представители рабочего класса» были только его правительством и получили власть из рук этого большинства.

«Исключительно демократическое образование Парижской Коммуны, – писал Мартов, – основывалось на всеобщем избирательном праве и праве избирателей в любой момент отозвать мандат своего представителя; оно строилось на отсутствии как бюрократической касты, так и любой военной силы, оторванной от народа, и все должности были выборными. И это, по Марксу, суть классовой диктатуры пролетариата».

Более того, и в «Манифесте Коммунистической партии» (1848 год), и в «Принципах коммунизма» (1847 год) Маркс и Энгельс, по утверждению Мартова, ставили «знак равенства» между «превращением пролетариата в господствующий класс и завоеванием демократии». Согласно Мартову, марксистская концепция диктатуры пролетариата есть