Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Народ — это душевная общность. Где бы ни вызревало единство души, там формируется народ. В XX веке уже весь Запад может видеть то, что разглядел Ницше в 80-х гг. XIX века — возникновение западного народа . Его выражение «мы — хорошие европейцы» понимали всего несколько его современников. Остальные были чересчур озабочены своей мелкой возней: в кабинетах играли в национал-атомизм, в салонах обсуждали социал-атомизм и счастье, в подвалах замышляли классовый атомизм.

Сила и здоровье народа зависят от определенности его структуры. Уже говорилось о том, как вся воля и интеллект уличной толпы мистически переходят к лидеру. Если что-то идет не так из-за ошибок лидера или под действием внешней силы, толпа умирает и возвращается в состояние суммы индивидов. Поэтому децентрализация европейской воли и интеллекта в целом выглядит как тяжелая болезнь культуры. На протяжении столетий авторитет и единство Запада постепенно подрывались по мере увеличения интеллектуальной составляющей культуры. Тем не менее, эта культура сохраняла свое единство относительно внешнего мира до катастрофы 1789-го, последствия которой Наполеон и после него Венский конгресс так и не смогли окончательно устранить. Европейская симфония сменилась нарастающей какофонией.

Чем больше воли и интеллекта в культуре передается вниз и наружу, тем серьезнее ухудшается ее здоровье. Национализм был болезнью культуры, классовая война — болезнью нации, парламентаризм — болезнью государства, власть денег — болезнью общества, стерильное наслаждение — болезнью расы, новый эгоизм — болезнью семьи, развод — болезнью брака.

Через этот ужасный кризис прошли все культуры, и каждая оказывалась там, где теперь, в 1948 г., находится Запад. Разумеется, для них это было внутреннее состояние, поскольку прежде ни одна культура в разгар кризиса не оказывалась полностью оккупированной варварами и дистортерами. Предыдущие семь культур преодолели этот критический период: взаимодействие созидательных сил инстинкта и интеллекта приводило к восстановлению авторитета, и во всех случаях культура формировала империю.

Начало такого возвращения к синтезу и созиданию после долгой оргии сорвавшегося с цепи интеллекта проявляется разнопланово. Символами возрождения стали Ницше и Карлейль. Характерно, что оба были европейцами и презирали мелкодержавность своего времени. Их жизни и идеи отражали органическую необходимость. Оба были провозвестниками грядущей эпохи. Вторым признаком стало обилие культурных историй. Дальше последовали зарождение государственного социализма, биологические теории Де Фриза и Дриша, отказ целой группы физиков от материалистических клише. В политическом отношении наиболее важным стало образование западного народа .

Слово народ означает группу, которая обрела единство души благодаря идее и поляризации на лидера и ведомых. Это слово ничего не говорит о долговременности такой группы и ее духовной силе, энергии и масштабах жизненной миссии.

Нация есть народ и в то же время нечто большее. Она глубже структурирована. Народ может возникнуть вне культуры, нация — нет. Народ может быть недолговечной или духовно слабой общностью. Нации свойственна значительная продолжительность жизни и сильнейшее органическое единство в пределах культуры. Слово «культура» указывает на отличительный признак нации: нация есть народ, обладающий культурной идеей .

Высокая культура, зародившись в ландшафте и пройдя период созревания в течение нескольких поколений, оказывает таинственное воздействие на население своей территории. Первоначальные имена и группы растворяются в новых духовных единицах. Около 1000 г. н. э. из западного обихода исчезли названия «шваб», «франк», «лангобард», «вестгот», «сакс», и люди начали ощущать себя немцами, итальянцами, французами и испанцами. Каждая из этих групп есть идея — движитель определенной части культурной души, уровень (plane) бытия, аспект культурного духа. На этом основаны их различия наряду со сходством, связанным с тем, что все они рождены одной и той же культурой.

Этими различиями обусловливаются разные расовые ритмы и образ мысли и действия. На основе разных духовных акцентов из общего лингвистического материала формируются разные языки, каждый из которых выражает особую душу. Они по-разному реагируют на одинаковый внешний опыт, что влияет на характер формирующихся наций.

Чтобы понять сущность нации, вначале следует мысленно растворить связь — несомненную для XIX века — между нацией, политическим единством и языком. Для эпохи рационализма и капитализма такие единицы, как нации, были первичным материалом истории. Но на самом деле они представляли собой всего лишь определенную фазу национальной идеи в западной истории.

На заре нашей культуры язык не имел отношения к нации так же, как и политика. В ту эпоху нация была духовным единством, выраженным в духе времени. Этот дух определялся верой, схоластической философией, готической архитектурой, имперско-папской политикой, крестовыми походами. Было острое и четкое ощущение иностранца , но это слово указывало не только на политику и язык. В XI–XII столетиях английский, немецкий и французский способы мышления проявили себя в виде схоластических разногласий. Разные императивы чести, моральные переживания, способы выражения религиозного чувства, вариации готических соборов, степень преданности империи или папе — все это характеризовало разные национальные идеи.

Перед лицом иностранцев — мавров, славян, турок, сарацин — эти нации бессознательно и однозначно оставались одним народом . Сколь бы разными они себя ни чувствовали, но инстинкт прочно объединял их в противостоянии культурному чужаку . Так, когда крестоносцы основали западное государство в Леванте, оно было не английским, французским или немецким, но просто западным. Культурный инстинкт силен, его ритмы полностью себе подчиняют, его сверхличное единство ощущается кровью и, следовательно, осознается интеллектом.

Все культуры выражают себя в виде разных наций, а также в искусствах, религиях, языках, технике, системах знания и других формах. Образ жизни наций в пределах одной культуры так же различен, как и эти формы. В арабской культуре, историческая концепция которой состояла в осуществлении божественного плана мироздания, начавшегося с Творения и завершающегося Катастрофой, национальные отличия были основаны на вере. Нации образовывались из единоверцев. При этом у них отсутствовали понятия территории и отечества, то есть нация имела духовное, а не физическое измерение. Именно такая национальная идея создала в этой чужой для нас культуре еврейскую нацию. В той культуре она была одной из многих, построенных на том же принципе. Для нашей же культуры она оказалась настолько чуждой, что никто не понимал ее сущности, пока мы не вступили в период поздней цивилизации, которому свойственна особая историческая восприимчивость.