Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Вторая мировая война оказалась поверхностной победой прошлого над будущим. Меттерних, Бёрк, Веллингтон оценили бы эту ситуацию правильно, но связали бы свою судьбу с будущим, поскольку в будущем — порядок, а в рационалистическом прошлом — хаос и распад. Они воевали с рационализмом, когда он зарождался, а их наследники сегодня воюют уже с окоченевшим трупом рационализма, за который никто не пойдет на баррикады. Он еще не сполз со своего трона только потому, что служит варвару, разделяя Европу, а Европа разделенная — значит покоренная.

Битва с прошлым видится как битва с неевропейскими силами, потому что именно они увековечивают атомизацию Европы и балканизацию культуры, делают из Запада Швейцарию.

Характерная особенность любой фазы развития культуры состоит в том, что она исторически необходима. Та же сила, которая из юноши неизбежно делает мужчину, заставляет одну культурную фазу сменяться другой. И тому, и другому процессу мешать бесполезно. Единственный известный пока способ остановить развитие организма — это его убить. Гусеница должна стать бабочкой, бутон — цветком, юноша — мужчиной, а мужчина должен реализовать свои зрелые возможности. Сила, руководящая этим поступательным развитием, называется судьбой. Она работает непрерывно, от зачатия до смерти любого организма. Это — свойство всего органического, отличающее его от неорганического, неизменного, не имеющего истории. У каждого организма есть собственная жизненная задача, выполнение которой составляет внутреннюю необходимость. Степень, в которой внешняя сила способна повлиять на этот процесс, зависит от типа организма. Проявления внешних сил, пытающихся сбить высокую культуру с ее жизненного пути, рассматриваются в главе «Культурная дисторсия». Однако вначале следует остановиться на теме государства. Раса, народ, нация, государство — все это проявления культурного здоровья . Дисторсия — это культурная болезнь .

В лице государства мы сталкиваемся с чисто политической идеей в жизни высокой культуры. Раса, народ, нация — все они обладают высоким политическим потенциалом, глубокими связями с политикой, но государство есть термин сугубо политический. Содержание этого слова практически полностью изменяется в ходе развития культуры. Государства, проектируемые философами, учеными и теоретиками, не являются таковыми в свете данного исследования. Подобные вещи относятся к литературе, а мы ведем речь о том, что уже реализовано, и о том, что возможно, Платон и Кампанелла, Мор и Фурье, Руссо и Маркс — все они сочиняли утопии, которые должны существовать, но именно этот моральный императив, это «должны» , показывает, что подобные государства умозрительны, а не действительны. Государство есть актуальный результат развития высокой культуры. Вне высокой культуры нет государства, и возможно лишь более или менее устойчивое лидерство. Содержание государственной идеи отражает стадию развития культуры, поэтому государство можно понять только органически. Его нельзя сделать предметом логических операций, потому что, будучи живым, оно иррационально, значит — не поддается логике. Когда такие попытки выходят на уровень политики, то есть реальности, они повергают государство в кризис, поскольку государство, как и любая фаза культуры, может либо оставаться самим собой, либо заболевает и разваливается.

Государство есть деятельная форма нации. Содержание этой формы меняется, и каждое изменение соответствует кризису в культурном развитии. На заре нашей культуры, во времена крестовых походов и конфликта империи с папством (с 1000 по 1300 г.), культурное единство было столь сильным, что сама культура была более или менее конституирована как нация, в которой все мелкие суверены подчинены императору. Перед лицом варваров все западные европейцы действуют как одна нация и сплочены в одно государство.

В первую очередь нацию образуют сословия. Два сословия — дворянство и духовенство — олицетворяют два аспекта культурной души в наивысшей символической чистоте. Дворянство представляет войну, политику, закон, расу. Духовенство представляет религию, знание, науку, философию, мир мышления. Остальному населению достается все остальное. В целом оно выполняет только экономическую функцию: в его среде начинают развиваться торговые структуры, вольные города и торговые магнаты.

Содержательная идея жизни, однако, представлена сословиями и символами империи и папства. Эта политическая форма известна как феодальное государство , первая государственная идея Запада.

Первый великий кризис политической формы на Западе происходит тогда, когда эта идея теряет свою самоочевидную силу, и чувства людей начинают определяться другой идеей: о существовании чего-то высшего по сравнению даже с благородной кровью и феодальным укладом. Таким было смутное зарождение идеи государства. Распад феодального государства происходит в XIII–XIV столетиях. Он принимает форму ликвидации чрезмерной власти верховных владык — папы, императоров и королей. Папство, в светском плане, было организовано в виде феодальной иерархии, состоявшей из могущественных духовных сановников, получавших власть от папы как верховного правителя. После смерти Иннокентия III, при котором вся западная культура на короткое время признала феодальное превосходство папы, влиятельные архиепископы и епископы добились для себя представительских полномочий и постепенно, к 1400 г., оттеснили светскую власть папства в тень.

Самые влиятельные из германских князей поставили императорский трон под свой контроль в качестве курфюрстов (выборщиков), что было формально закреплено в Золотой булле (1356), хотя фактически — гораздо раньше. Великая хартия (1215), Генеральные привилегии Сарагосы (1283) и Генеральные штаты (1302) имели тот же смысл в Англии, Испании и Франции. В каждом случае это означало конец феодальной концепции государства и рождение чистой государственной идеи. Так было положено начало династической идее. Раньше господствовало представление, что в жизни все определяется благородством крови, теперь же главной идеей становилась цель , работа на будущее. Династия стала символом этой новой идеи.

Из этого кризиса мы в XX веке прежде всего делаем вывод, что все государственные кризисы, происходящие в высокой культуре, не ограничиваются несколькими годами, но растягиваются на столетие или больше. Далее мы узнаём, что глубинные идейные силы, которые обеспечивают исторический импульс, не сразу заметны на поверхности истории.

Конец кризиса застает государственную идею, утвердившуюся по всей Европе. При том, что государство везде остается полностью аристократическим, суверенитет больше не принадлежит сословиям и передается более высокой идее — государству. Термин «измена» приобретает другой смысл и становится более емким и отталкивающим. Генрих Лев понес весьма умеренное наказание за неповиновение феодальному императору. Император в конечном счете был только primus inter pares [81] «Первый среди равных» ( лат. ) — Примеч. пер. , и отношения между ним и его вассалами носили личный характер. С триумфом государственной идеи долг лояльности государству, в случае ее принятия, становится сверхличным. Это лояльность идее, а не персоне монарха.