Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

На протяжении XIX века Россия (которая тогда еще фигурировала как составная часть европейской системы государств), Австрия и Пруссия сопротивлялись культурной дисторсии. Не сдавалась и Римская церковь, которую тоже пометили как врага.

К 1858 г. сложилась ситуация, когда культурный дистортер смог мобилизовать правительство Франции и общественное мнение Англии по делу мальчика Мортары. Если случай с одним еврейским мальчиком вызвал межнациональный инцидент европейского масштаба, не удивительно, что более серьезные еврейские дела могли вызвать гораздо более крупные межнациональные последствия в западной политической системе.

Главнейшим из всех врагов была Россия, страна погромов. После большого погрома, произошедшего в Киеве в 1906 г., американское правительство Рузвельта разорвало с русским правительством дипломатические отношения. Ни один американец не был как-то связан с погромом, поэтому данный случай свидетельствует о силе дистортера. Если бы жертвами погрома стали лапландцы, казаки, прибалты или украинцы, Вашингтон его бы даже не заметил.

Первая мировая война как в своей исходной форме, так и по результатам, совершенно не отражала западных проблем того времени. Этот великий поворотный пункт мы рассмотрим в другом месте, а здесь упомянем только те результаты, которые она принесла России, великому врагу дистортера. В своей прессе культурный дистортер всячески бахвалился связью с большевизмом в первые дни его зарождения. Романовская Россия сполна расплатилась за трехсотлетние погромы. Царь и его семья были поставлены к стенке в Екатеринбурге, и над их телами был начертан каббалистический символ. Все представители российского слоя, служившего проводником западной цивилизации, были убиты или изгнаны из России. Она была потеряна для Европы и стала величайшей угрозой для Запада. В большевистских войнах, эпидемиях и голодовках, последовавших сразу за революцией, сгинуло от десяти до двадцати миллионов человек. Лозунг «Разрушить все!» подразумевал все западное . Наряду с другими переменами в России был объявлен уголовным преступлением антисемитизм.

Этот пример показывает размах, какого может достичь культурная дисторсия. Огромная созидательная сила западной культуры втянула Россию в свою духовную орбиту. Инструментом этого развития был Петр Великий. Романовская династия, основанная в XVII веке, была великим символом влияния западного духа на обширном субконтиненте под названием Россия, с его многомиллионным примитивным населением. Трансформация, разумеется, не удалась. Она и не могла произойти, поскольку высокая культура связана с определенным местоположением и не подлежит пересадке. Тем не менее, династия Романовых и западный слой, который она представляла в России, более или менее обезопасил Европу на три столетия от вторжения с Востока. Большевизм покончил с этой безопасностью.

Когда в 1814 г. армии Александра вошли в Париж, то благодаря западному лоску своего командования они были вынуждены вести себя как войска одной западной державы, оккупировавшие столицу другой. Но большевистские войска, водрузившие красное знамя в сердце Европы в 1945 г., с Западом не имели ничего общего. Их первобытной душой и инстинктом руководил немой императив: разрушить все!

Феномен культурной дисторсии не ограничивается сферой деятельности. Владычество классической цивилизации над ранней арабской культурой, вплоть до 300 г. н. э., совершенно исказило экспрессию новой, восходящей культуры. Философ определил эту ситуацию (которая продолжалась столетия) как «псевдоморфоз», «ложную форму» в которой проявлялась новая культурная душа.

Чрезвычайная утонченность и эзотерическая природа наших западных искусств обусловили их доступность лишь для немногих. Поэтому они не поддаются дисторсии со стороны культурных чужаков. Иногда сами европейцы, например Чиппендейл, классицисты в художественной литературе, философии и изобразительном искусстве, пробовали вводить чужие культурные мотивы в западные произведения, но преобразовывали их сообразно своим целям, адаптируя к нашему чувству. Однако культурных дистортеров не было в великом европейском искусстве в период его высочайшего развития. Кальдерон, Рембрандт, мастер Эрвин фон Штейнбах, Готфрид фон Страсбург, Шекспир, Бах, Леонардо, Моцарт не имеют себе равных среди деятелей инокультурного происхождения. Масляная живопись и музыка оставались полностью западными, пока доводились до совершенства. Когда в конце XIX столетия эти великие искусства уже вошли в историю, появились дистортеры и внесли безобразие в изобразительную сферу и тарарам в мир музыки. Благодаря своему проникновению в публичную власть они получили возможность превозносить эти кошмары как достойное продолжение Рембрандта и Вагнера. Любой скромный художник, продолжавший работать в старых традициях, оплевывался, а культурный дистортер восхвалялся как великий мастер. Наконец, в середине XX века появилась тенденция просто брать старые произведения искусства и грубо искажать их. Распространение получила форма «музыки», заимствованная из примитивной культуры африканских аборигенов, и в эту форму были втиснуты произведения европейских мастеров. Требование оригинальности игнорировалось. Если культурный дистортер ставил драму, то зачастую это была просто шекспировская пьеса, искаженная и перекрученная в целях социальной пропаганды дистортера. Любая другая постановка замалчивалась вследствие тотального господства культурного чужака и его контроля над каналами рекламы.

В этой сфере, как и в сфере деятельности, именно исключительность обеспечивала чистоту выражения западной души, и только благодаря победе количественных идей, методов и чувств культурный дистортер смог внедриться в западную жизнь.

Публичную власть в сфере деятельности чужаку обеспечили деньги, демократия и экономика (все они основаны на чистом количестве, а не на исключительности). Не будь Запад охвачен материализмом, денежным мышлением и либерализмом, появление инородца в его публичной жизни было бы столь же невозможным, как для европейца овладение мастерством талмудической казуистики.

Если же говорить о будущем, то дальнейшее направление развития западной души нам известно. Возвращается авторитет и прежняя западная гордость и исключительность . Дух денег уступает дорогу авторитету, парламентаризм — порядку. Социальная аморфность сменяется сплоченностью и иерархией. Политике суждено переместиться в новую сферу: западные нации уходят, грядет Западная нация. Сознание западного единства вытесняет мелкодержавность XIX века. Особыми чертами европейской души в XX веке являются строгость и дисциплина. Патологический индивидуализм и безволие Европы XIX века исчезают. Уважение к тайне Жизни, к символическому значению живых идей вытесняет материализм XIX века. Витализм торжествует над механицизмом, душа — над рационализмом.