Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Борьба дистортеров с этими идеями оказала большое влияние на форму событий западной истории с момента вступления Наполеона в должность консула и до 1815 г. Независимо от того, какими были бы эти факты в иных обстоятельствах, они отражали дисторсию европейской истории, так как культурный паразит активно и решительно вмешивался в проявления европейской души. В битве между европейскими силами, исход которой был органически обусловлен поступательным развитием души нашей культуры, вмешательство совершенно инородной силы в равновесие приводит к искривлению и фрустрации.

Мы не знаем, какой была бы европейская история в иных обстоятельствах, но вполне очевидно, что власть денег никогда не стала бы абсолютной в XIX веке, не будь такой болезни, как культурная дисторсия. В западной душе сохранялось бы два полюса, в том числе на индивидуальном уровне: полюс денежного мышления и полюс авторитета и традиции. Абсолютный триумф денег собрал небывалый урожай европейских жизней и здоровья. Он принес земледельческий класс целых стран в жертву эгоистическому интересу торговли. Он развязал войны за частный интерес ценою крови патриотов. Достаточно назвать Опиумную войну, в которой английские солдаты и матросы должны были умирать ради того, чтобы навязать китайскому императору признание и покровительство опиумной монополии, принадлежавшей дистортерам, обосновавшимся в западной цивилизации.

Всем европейским государствам была навязана долговая система. Пруссия заняла у Натана Ротшильда в 1818-м. Дальше последовали Россия, Австрия, Испания, Португалия. Но пошлый материалистический дух эпохи, крайне враждебный серьезному мышлению и глубокому созерцанию, оставался к этому слеп. Философия, породившая Беркли и Лейбница, теперь довольствовалась Миллем и Спенсером, а экономическая мысль — Адамом Смитом, учившим (перед лицом разрухи и страданий миллионов людей), что если каждый человек станет преследовать собственный экономический интерес, это послужит улучшению коллективной жизни. Поскольку подобные ошеломляющие предположения получали всеобщее одобрение, не удивительно, что лишь единицы на Западе осознавали дисторсию своей культурной жизни. Среди этих немногих был Байрон, о чем свидетельствует «Бронзовый век» и строки из «Дон Жуана» и других поэм. Об этом знали также Чарлз Лэм и Карлейль, но большинство европейцев бросились выполнять команду Луи-Филиппа: Enrichissezvous! [84] «Обогащайтесь!» ( фр. ). — Примеч. пер.

Экономическая жизнь, даже испытывая формальное влияние со стороны культуры, для нее всего лишь сырье, предварительное условие для жизни более высокого уровня. Роль экономики в высокой культуре в точности аналогична тому месту, которое она занимает в жизни творческого человека, например Сервантеса, Данте или Гёте. Для такого человека стоять за прилавком, значит испортить себе жизнь. Любая высокая культура созидательна — вся ее жизнь заключена в непрерывном сверхличном творчестве. Поэтому помещать экономическую жизнь в центр и утверждать, что это и есть жизнь, а все остальное вторично, — это культурная дисторсия.

Но именно таким было влияние дистортеров с обеих сторон. Денежные воротилы занимались исключительно утверждением суверенитета денег над старыми традициями Запада. Снизу марксистская дисторсия отрицала все на свете, кроме экономики, и утверждала, что пролетариат должен поставить западную цивилизацию себе на службу.

Рассмотрев морфологию высокой культуры, мы теперь знаем о культурной роли «пролетариата». Если выразить ее одним словом, то она нулевая . Это элементарный факт , а не идеологическая точка зрения. Именно в силу того, что это факт, дистортер Маркс со своей всепоглощающей брезгливой ненавистью к западной цивилизации выбрал его как инструмент разрушения. Дистортеры, руководимые инстинктивным стремлением покончить с ненавистным Западом, пытались и сверху и снизу применить единственный метод, который был доступен их пониманию, — экономический. Стоит ли повторять, что дело не в одобрении или порицании: дистортеры действовали вынужденно , их поведение было иррациональным, бессознательным, проистекающим из естественной необходимости.

Идеи денег и классовой войны на экономической основе, на определенном этапе возникают во всех культурах. Дисторсия нашей жизни проявляется не просто в существовании этих явлений, но в их всеохватности, абсолютной форме и ожесточенности, с которой они сбивали с пути и разделяли Западную Европу. Дистортер, словно органический катализатор, был замешан во всех этих разрушительных, катастрофических идеях и событиях.

Этой культурной дисторсии Запад поддался вследствие собственной экстериоризации. Как только он начал поглядывать в сторону материализма, за это сразу ухватился дистортер. Снятие отдельных барьеров поощрило дистортера к тому, чтобы добиться упразднения всех различий. Он сделал из деизма атеизм, но при этом сберег свои собственные руны и филактерии. В битве рационализма против традиции он способствовал расколу Запада, выдвигая все более максималистские требования.

Сам статус дистортера был поводом для острого раздора среди западных наций. В Англии общественная жизнь подверглась дисторсии в ходе периодически возникавших дискуссий о статусе еврея. Данный вопрос не имел никакого отношения к английскому организму, но в этих непрерывных стычках англичане растрачивали себя, борясь за или против таких вещей, как гражданство для евреев, их участие в парламенте, адвокатуре, занятие ими профессиональных и правительственных должностей. Такая же борьба раскалывала западное общество повсюду. Результатом углублявшейся финансиализации экономической жизни, подмены идеи продукта (goods) идеей денег было неуклонное разложение материальной и духовной жизни рабочих и фермеров во всех западных странах. Смерть миллионов людей из-за грязи, недоедания и нечеловеческих условий жизни, от тифа, голода и туберкулеза вызвана превращением производственной экономики в поле битвы властелина денег с предпринимателем и производственником. Именно властелин денег обеспечил триумф корпоративной формы собственности. Он заставил каждого предпринимателя стать процентным рабом денежного воротилы, потому что именно последний выкупал доли и затем угнетал промышленных рабочих, превращая все доходы предприятий в дивиденды. Для банкира заработная плата живых людей — экономическая основа их жизни — не более чем «производственные издержки». Снижение этих издержек означало повышение собственной прибыли. Никого при этом не волновало, что результатом были рахитичные дети, недоедающие семьи, ухудшение общенационального уровня жизни — единственной целью стала прибыль .