Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Самореализация гения зависит от его признания культурным слоем или носителями [идеи] нации. Таланту становится доступным для понимания все, что способен вообразить или создать гений, когда оно уже реализовано, однако вначале все гениальное воспринимается как фантастика . Александр Великий, Фридрих Великий, Кромвель, Наполеон и герой нашей эпохи в начале своей карьеры казались всем людьми не от мира сего, не имеющими отношения к реальности — и небезосновательно, поскольку эти люди жили уже в новом мире, в следующей реальности.

В этой связи термин «настоящее» — всего лишь фигура речи. Фактически в мире политики нет настоящего, есть только напряженная точка между прошлым и будущим. Гений в политике всегда принадлежит будущему. Гений — великая творческая сила; в сфере деятельности творчество заключается в деяниях как форме реализации будущего.

В самом начале цивилизационного периода западной культуры друг другу противостояли два экстраординарных человека — Наполеон и Меттерних. Гением был только строитель империи; его оппонент, обладая такими же политическими навыками, пониманием «реалий» времени и силой характера, был просто консерватором, служителем прошлого. «Реалии», которые он осознавал, принадлежали предшествующей, а не грядущей реальности. Новый дух эпохи, новую реальность утверждает появляющийся время от времени гений наполеоновского склада. Таланту меттерниховского образца не достает ви́дения, свойственного гению, и только от случая зависит, станут ли они противниками. Родись Меттерних французом, он был бы наполеоновскими министром.

Какие же качества политического гения определяют его мастерство и внутренний императив? Первое — это ви́дение . Он видит возможности, связанные с будущим, и потому его ум не чувствует препятствий, мешающих мыслить обычному человеку. Для прозаического ума все, что есть, выглядит конечной стадией предыдущего развития, а будущее видится просто продолжением прошлого. Второе — чистота духа . Обычный человек — это эклектик, в голове у которого сотни противоречащих друг другу идей и верований. Не таков творческий ум в политике: его мысль держится одной-единственной линии. Этим пользуются его враги, чтобы убедить всех в его душевной болезни, и это им всегда удавалось, от Александра до Героя нашей эпохи. Но политический гений и его враги относятся к двум разным историческим категориям. Его имя отливается в бронзе как символ, смысл, апофеоз и воплощение духа времени, тогда как его враги в этом высшем плане оказываются только материалом, из которого он высекал свои творения.

Третье качество — энергия : гений дает команды, его голос резок и нетерпим. Он требует и заставляет стремиться вверх. Гением постоянно движет внутренний хаос, предваряющий созидательную работу. Воинов Фридриха или Карла XII не мог остановить пятикратный тактический и тридцатикратный стратегический перевес противника. Но такого не наблюдалось под командованием Лаудона, эрцгерцога Карла или Гранта, которые компенсировали недостаток духа сокрушительным численным превосходством.

Четвертое качество — ощущение миссии . Ви́дение, чистота и энергия — все это сходится в этическом фокусе. Все, что видится гению, несет печать неминуемости: он должен это реализовать. Отсюда сильное драматическое влияние политического гения на факты истории. Его грандиозная миссия касается всех, и они либо с ним, либо против него. Он становится центром мира.

Наконец, непостижимость гения. Он есть жизнь в ее наивысшем человеческом воплощении, а жизнь сама по себе необъяснима, иррациональна, таинственна. Гений обладает чем-то таким, что заставляет людей духовно расти . Это Нечто приносило Наполеону победу почти в каждом сражении, оно же восседало, как орел, на плече Мольтке, когда он спокойно разрабатывал форму XX и XXI столетий. Может быть, это всего лишь свойство личности, сопутствующее необычайным дарам, или же трансцендентальная эманация высшего организма — мы не знаем. Но это существует.

Не подлежит сомнению, что традиция, опирающаяся на немеркнущий талант идущих друг за другом поколений, важнее гения для задач реализации идеи в ее совершенстве. Но идея будет реализована и без них: вместе или по отдельности традиция и гений оказывают влияние только на ритмическую точность и внешнюю чистоту процесса жизни.

Душа каждой культуры — это организм, в силу чего ей свойственна индивидуальность. Она отпечатывается на всем, что связано с культурой, включая ее исторический стиль. Подобно тому, как личности отличаются способом самовыражения (один человек силен и властен, другой — спокоен, но не менее результативен), так и высокие культуры. В этом смысле классическая культура сильно отличалась от нашей. Ее исторический стиль определяла случайность. Акценты не были остры, переходы бессознательны или не обозначены резкими поворотными пунктами, как в западной истории. Пока число ее гениальных людей не сократилось, они не играли заметной роли. В гениях было сосредоточено меньше силы.

Западные нации также были свидетелями великих свершений, которые не сопровождались сосредоточением всей идеи в одном человеке. Например, германские освободительные войны 1813–1815 гг., английский переход к демократии 1750–1800 гг.

Однако в середине XX столетия мы повсюду наблюдаем катастрофические последствия двухвекового рационализма: высокие старые традиции Запада в основном разрушены. Горизонтальная война банкира и классового бойца против западной цивилизации свела на нет прежнее качество. Но история не остановилась, и величайший императив снова работает в политической сфере. Рождается новая традиция качества . Как сказал философ нашей эпохи, в мире больше не существует сакральных форм политического бытия, сам возраст которых гарантирует им неприкосновенность.

Поскольку в политической сфере западной цивилизации отсутствует действующая традиция, можно ожидать, что западная потребность в острых исторических акцентах сосредоточит гигантские силы в руках отдельных людей. Герой нашей эпохи был символом будущего.

История не кончается, и ни один человек не может быть важнее истории. Отношение политического гения к массам неправильно понималось материалистами и даже Ницше. Материализм считал, что великий политик обречен работать на (конечно же) материальное улучшение жизни масс. Ницше видел предназначение масс только в рождении великих людей. Но идея цели не способна описать процесс, как он есть . Независимо от любой идеологии великие люди и массы составляют единство; и те и другие служат идее, приобретая историческое значение только в присутствии противоположного полюса. Карлейль озвучил инстинктивную потребность современной эпохи, когда вновь четко осознается идея авторитета и монархии: найти способнейшего человека , и пусть он будет королем.