Фрэнсис Паркер Йоки - Imperium. Философия истории и политики

Растение не проявляет (по крайней мере, в наших глазах) сознания, то есть напряженности в отношении своей среды. Поэтому растение, так сказать, обладает только расой, будучи полностью погруженным в космический поток. Животное проявляет напряженность, сознание, индивидуальность. Человек вдобавок обладает самосознанием, а также способностью и необходимостью жить на более высоком уровне — в мире символов. Это свойственно всем людям, но разница между первобытным и культурным человеком в этом отношении столь велика, что кажется почти качественной.

Именно с пульсом расы связаны первобытные стимулы, которые формируют действие в целом. С противоположной стороны влияет просвещенная часть ума — не имеющий корня рассудок, интеллект. От его силы, в сравнении с расовым планом бытия, зависит, в какой мере он, а не раса, определяет бытие.

Оба вышеуказанных аспекта свойственны и каждому индивиду, и высшей органической единице. Раса побуждает к самосохранению, к поддержанию смены поколений, к усилению власти. Интеллект определяет смысл жизни и ее цель и, по разным причинам, может отрицать один или все эти фундаментальные стимулы. И безбрачие священника, и бесплодие развратника идут от интеллекта, но первое объясняется высокой культурой, а второе — ее отрицанием, проявлением полной дегенерации. Поэтому интеллект может либо служить культуре, либо противостоять ей.

В субъективном смысле раса есть в первую очередь то, что человек чувствует . Это влияет (либо непосредственно, либо в итоге) на то, что он делает . Человек расы не рожден для рабства. Если его интеллект советует ему вместо героической смерти временно подчиниться в надежде на будущие перемены, это лишь откладывает его прорыв. Человек без расы будет постоянно подчиняться любому унижению, оскорблению, бесчестью, пока ему позволяют жить . Для человека без расы жизнь означает непрерывность дыхания и питания. Для человека расы ценна не сама по себе жизнь, но лишь жизнь правая, утвердительная, плодотворная, выразительная и развивающаяся.

Героизм может мотивироваться любой стороной души: мученик умирает за истину, которую он знает , воин, умирающий с оружием в руках вместо того, чтобы сдаться врагу, руководствуется честью, которую он чувствует . Но человек, умирающий за нечто высшее, показывает, что обладает расой независимо от своей интеллектуальной мотивации, потому что раса — это способность быть честным с самим собой и верность индивидуальной души высшим ценностям (beyond-value).

В таком субъективном смысле раса выражается не только в том, как человек говорит, смотрит, жестикулирует, передвигается; это и не вопрос происхождения, цвета, анатомии, скелетной конституции или еще чего-то объективного. Люди расы встречаются повсюду, во всех популяциях, расах, народах и нациях. В каждой общности из них состоит воинство, деятельные лидеры, созидатели в сфере политики и войны.

Таким образом, в субъективном смысле тоже существует расовая иерархия. Сверху — люди расы, внизу — люди без расы. Первых великий движущий ритм Космоса втягивает в деятельность и события, вторых История перешагивает. Первые служат материалом для высокой истории, вторые переживают любую культуру, и когда после водоворота событий в ландшафте вновь воцаряется покой, они выпадают как великий осадок. Китайские матери наставляют своих детей древним афоризмом: «Держи свое сердце в скромности». Такова мудрость человека без расы и расы без воли. Люди расы снимаются, как сливки, с любой популяции, увлекаемой движением высокой культуры, и этот процесс на высотах истории длится из поколения в поколение. То, что остается — это феллахи.

В силу вышесказанного, раса в субъективном смысле связана с инстинктом . Человек с сильными инстинктами обладает расой, человек со слабыми или плохими инстинктами — нет. Сила интеллекта не имеет отношения к проявлению расы: она только в некоторых случаях, например, когда человек дает обет безбрачия, может отчасти способствовать выражению расы. Сильный интеллект и сильные инстинкты могут сосуществовать (вспомните готических епископов, ведших свою паству на войну), но они лишь противоположные направления мысли и действия, хотя именно инстинкты руководят также и великими интеллектуальными усилиями. Восходящая жизнь тяготеет к инстинкту, воле, расе, крови. Жизнь, предпочитающая рационалистические идеалы «индивидуализма», «счастья», «свободы» сохранению и усилению власти, стремится к декадансу , то есть к вырождению высших проявлений жизни и, в конечном счете — к вымиранию расы. Интеллектуал из большого города — это типичный человек без расы. В каждой цивилизации он был внутренним союзником внешнего варвара.

Качество обладания расой, очевидно, не зависит от того, с какой расой себя отождествляет человек. В объективном смысле раса есть творение истории. Судьба человека должна выразить себя в определенной структуре — структуре фатума. Поэтому человек расы, рожденный в Киргизии, фатальным образом принадлежит к варварскому миру Азии с его исторической миссией разрушения европейской цивилизации. Расовые исключения, разумеется, возможны: жизнь не всегда соответствует обобщениям. Души некоторых поляков, украинцев и даже русских могут стремиться к тому, чтобы приобщиться к духу Запада. Такие люди принадлежат к европейской расе, а любая здоровая раса на подъеме приветствует новобранцев, принимающих ее условия и обладающих верным чутьем. В свою очередь на Западе есть множество интеллектуалов, чувствующих сродство к внешней идее — азиатскому нигилизму. Об их многочисленности свидетельствует создаваемая ими публицистика, романы и пьесы. Однако люди без расы не могут рассчитывать на взаимность — они неприятны даже врагу. Им не с чем прийти в органическую общность; это человеческая пыль, интеллектуальные атомы, зависшие между верхом и низом.

Любая раса, каким бы скоротечным ни выглядело ее существование с высоты Истории, своей жизнью воплощает определенную идею, определенный план бытия, и эта идея не может не быть привлекательной для некоторых внешних индивидов. Так, по западной жизни мы знаем людей, которые, примкнув к евреям, читая их литературу и принимая их точку зрения, фактически становятся евреями в самом полном смысле слова. Для этого не обязательно иметь «еврейскую кровь». Известно также и обратное: многие евреи воспринимают западные чувства и ритмы, приобретая тем самым качества западной расы. Этот процесс, который еврейские лидеры презрительно называют «ассимиляцией», в XIX веке поставил под угрозу само существование еврейской расы. Чтобы предотвратить окончательное поглощение еврейства западными расами, еврейские лидеры разработали программу сионизма, которая была единственным средством для поддержания единства этой расы и ее увековечения как таковой. Для этого они даже признали пользу социального антисемитизма. Это способствовало сохранению расового единства евреев.