Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

Но я не ропщу против достойной поклонения силы, так стеснившей мои апартаменты. Смотрите: она уже сейчас вознаграждает меня, ибо я здесь, и она столь щедро подарила мне таких друзей, как вы. А чтобы созерцать весь мир, а не одну-единственную точку, нужно уметь отрешаться от собственного «я» и возноситься выше. Не могу помыслить без восхищения об этом политическом смерче, сорвавшем с мест тысячи людей, коим судьбою было предназначено никогда не узнать друг друга, и заставившем их кружиться вместе, словно придорожную пыль. Вот и мы трое были рождены для того, чтобы не встретиться никогда, — и все-таки мы соединились, мы беседуем, и пусть наши колыбели так далеки друг от друга, кто знает, не будут ли наши могилы стоять рядом?

И если столь удивительно смешение разных людей, то общение языков являет собой зрелище не менее замечательное. В библиотеке Академии наук этого города я листал однажды «Museum sinicum» Байера, (1И)книгу, ставшую теперь, как я полагаю, большой редкостью. Она принадлежит по преимуществу России, ведь автор ее, обосновавшись в Санкт-Петербурге, здесь же ее и напечатал, — было это почти 80 лет тому назад. Меня поразило одно наблюдение этого ученого и благочестивого писателя: «Пока еще нельзя понять, — говорит он, — к чему послужат наши занятия в области языков, но скоро их плоды станут видимы. Великий замысел Провидения заключен в том, что языки, еще два столетия тому назад никому в Европе не известные, стали в наши дни

доступны каждому. Уже сейчас можно об этом замысле догадываться, способствовать же его осуществлению всеми силами есть наш священный долг». 40А что бы сказал Байер, если бы жил в наше время? Поступь Промысла показалась бы ему куда более быстрой. Поразмыслим сначала о всемирном языке. Никогда еще это звание не подобало в такой степени языку французскому, — и, что удивительно, владычество этого языка растет вместе с его бесплодием. Лучшие его времена уже позади, и однако, все его понимают, все на нем говорят, и едва ли существует в Европе хоть один город, где не нашлось бы несколько человек, умеющих на нем правильно писать. Достойное уважения доверие, по справедливости оказанное в Англии изгнанному из отечества французскому духовенству, позволило французскому языку и там пустить глубокие корни. Это — второе завоевание Англии, не столь, может быть, громкое, ибо Господь действует без шума, 66 66 Non in commotione Dominus (3 Reg. 19, 11). (112) однако чреватое последствиями, которые, вероятно, окажутся более счастливыми, чем у первого. Замечательна судьба этих великих народов, вечно стремящихся друг к другу и вечно один другого ненавидящих! Бог поместил их рядом, словно два чудесных магнита, которые притягиваются одной своей стороной и отталкиваются другой: они вместе и враги, и родственники. 67 67 «На мой взгляд, вы — gentis incunabula nostrae (U * ] Франция всегда оказывала на Англию мощное духовное влияние. И если находящийся у вас источник будет загорожен или засорен, то берущий в нем начало поток непременно пересохнет или утратит свою чистоту и в Англии, а может быть, то же случится и с другими нациями. Отсюда, следуя моему взгляду на вещи, можно заключить, что Европе далеко не безразлично то, что происходит во Именно

Англия перенесла наши языки в Азию, перевела Ньютона на язык Магомета, 68 68 Франции» (Burke’s Reflexions on the Revolution in France. London, Dodley, 1793, in 8°, p. 118-119) (ll4) . «Париж есть центр Европы* (его же Письма к члену палаты общин, 1797, in 8°, с. 18). 69 69 Переводчика, писавшего почти что под диктовку английского астронома, зовут Туффузул-Гуссейн Хан. Той же чести удостоился и Бургаве (115) (Sir William Jones’s Works, in 4°, t. V, p. 570, supplem., t. I, p. 278; t. II, p. 922). и теперь молодые англичане защищают в Калькутте диссертации на арабском, персидском и бенгальском. В свою очередь, Франция, 30 лет тому назад и не подозревавшая, что в Европе есть еще какие-то живые языки, выучила их все, пока другим нациям приходилось учить ее собственный. Прибавьте к этому, что самые продолжительные путешествия уже не пугают воображение; что все великие мореплаватели — европейцы, 70 70 Cm. Essays by the students of fort William in Bengal, etc. Calcutta, 1802. (ll6) Сен-Мартен заметил, что «все великие мореплаватели — христиане». Это одно и то же. что Восток явным образом уступает растущему натиску Европы; что полумесяц, сжатый с двух концов в Константинополе и в Дели, должен непременно расколоться посередине; что обстоятельства предоставили Англии границу с Тибетом и Китаем длиной в 1 500 лье — и у вас появится представление о том, что приготовляется вокруг нас. В неведении своем человек часто ошибается в оценке целей и средств, орудий и препятствий, собственных сил и сопротивления вещей. То ему хочется срезать дуб перочинным ножиком, то вдруг бросает он бомбу, чтобы сломать тростник, — но Провидение никогда не действует наугад и не вотще волнует оно мир. Все возвещает о том, что близится великое единение,

Ж. ас Мосгр. Санкт-Петербургские вечера которое нам должно приветствовать издали, если вы позволите подобный религиозный оборот. Мы подвергнуты — и по всей справедливости — мучительному дроблению, но если мои слабые глаза достойны хотя бы смутного проникновения в божественные тайны, то раздробили нас лишь для того, чтобы вновь соединить.

Сенатор. О mihi tarn longae maneat pars ultima vitae. (n7)

Кавалер. Надеюсь, вы позволите солдату выразиться на родном языке:

Courez, volez, heures trop lentes Qui retardez cet heureux jour.

1. (Стр. 58. «...Ж.-Ж. Руссо, одного из опаснейших софистов своего века и, однако, более других лишенного истинной учености, проницательности и прежде всего глубины, — при всем его мнимом глубокомыслии, которое состоит в одних словах»)

Не должно без всяких оговорок приписывать произведениям Руссо достоинства слога. Следует отметить, что философским языком владеет он чрезвычайно скверно, ничему не дает определений, неудачно употребляет отвлеченные термины, которые толкует то в поэтическом, то в обыденном смысле. О подлинном его достоинстве великолепно сказал Лагарп: (,|8)«В его сочинениях все обманывает — даже сама истина».

2. (Стр. 58. «Всякое вырождение отдельного человека или целого народа тотчас дает о себе знать строго пропорциональной деградацией языка»)

Ubicunque videris orationem corruptam placere, ibi mores quoque a recto descivisse non est dubium (Senecae Epis-tolae morales, CXIV, < 11 >). (ll9)

Можно перевернуть эту мысль, и она останется столь же справедливой: Ubicunque mores a recto descivisse videris, ibi quoque orationem corruptam placere non est dubium. (120)Прошлый век явил во Франции великое и печальное доказательство этой истины. Однако основательные умы видели зло и всеми силами защищали от него язык, — и нельзя еще сказать, каким будет исход. «Эмигрантский стиль», 021* как его некогда называли, объясняется подобным же образом. Вследствие одного из ложных поверхностных суждений, беспрестанно проникающих в царство наук, стиль этот пытались истолковать общением с иностранными нациями: вот каким образом человеческий ум напрасно теряет время, играя обманчивой видимостью и развлекаясь дурацким самолюбованием, вместо того, чтобы видимость эту разрушить и пробиться к истине. Французский протестантизм — гонимый, свободный или поощряемый — не создал и никогда не создаст ни единого памятника, способного сделать честь французскому языку и французской нации. И ничто ему сейчас не мешает уличить меня во лжи. Macte animo\ U22)