Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

3. (Стр. 63. «Не сказал ли Платон, что „следует винить скорее порождающее, нежели порожденное"? И не прибавил ли он в другом месте, что Господь, Бог богов, узрев, как подчиненные размножению существа утратили (или разрушили в себе) „бесценный дар, решил подвергнуть их лечению, способному разом и возрождать, и наказывать"?»)

В целом эти цитаты точны. Их можно сверить по сочинению Тимея из Локр, напечатанному вместе с трудами Платона (edit. Biponti, t. X, р. 26); см. также «Ти-мей» Платона (ibid., р. 426) и «Критий» (ibid., р. 65-66). Замечу лишь, что в «Критии» Платон говорит не о «бесценном даре», а о «прекраснейших среди самых драгоценных вещей» — Τά κάλλιστα άπό των τιμώτατων άπολλύντες (ibid., in fin.).

Аббат Ле Батте (|23)в своем переводе «Тимея» и аббат Феллер (124)заставляют философа выражаться более определенно (см. статью «Тимей» в Историческом словаре и Философском катехизисе, т. III, № 465), но поскольку вторая часть процитированного отрывка темна, а Марси-лио Фичино, (125)как мне кажется, лишь строил догадки, то я подражаю в осторожности участнику беседы, который в данном месте держался безусловно достоверного.

4. (Стр. 64. «Он (Платон) добавляет, что человек, мучительно влекомый в противоположные стороны, может творить добро и жить блаженно, «только лишь подчинив ту способность души, в которой коренится зло, и освободив ту ее часть, где пребывает орган добродетели»)

Все эти мысли действительно можно найти в Платоновском «Федоне» (Орр., t. X, р. 286 и 341). Этот удивительный диалог очень похож на человека: самые глубокие истины оказываются здесь в дурном соседстве, и рядом с Осирисом (126)слишком часто проглядывает Тифон.

5. (Стр. 66. «Весь человеческий род происходит от одной пары. Эту истину, как и все прочие, пытались отрицать — но что толку?»)

Ньютон, которого с полным основанием можно назвать, пользуясь выражением Данте, mastro di color сне sanno, (I27)пришел к выводу, что в философии не дозволено допускать большее, если для объяснения явлений достаточно меньшего·, и потому, коль скоро для объяснения заселения земли довольно одной пары, мы не вправе предполагать многие. Линней, (128)не знающий себе равных в той науке, которую он разрабатывал, также принимает в качестве аксиомы, что всякое живое существо, имеющее пол, происходит от одной пары, созданной Богом в начале творения; и кавалер Джонс, много размышлявший о различных языках и семействах рода человеческого, заявляет о том, что принимает данное учение без колебаний (Asiatic Research, in 4°, t. III,

p. 480). Вольтер, опираясь на жалкий аргумент о разнообразии видов, горячо отстаивал противоположное мнение, но его можно было бы извинить (если бы не его дурные намерения), поскольку он сам не понимал, о чем говорит. Но что сказать о цитированном выше физиологе (с. 50, примеч. 6), который — недвусмысленно признав всемогущество внутреннего начала в устройстве и жизнедеятельности живых существ и его искажающее влияние, если само это начало подверглось порче! — тем не менее соглашается с топорными умозаключениями Вольтера и, ссылаясь на рост патагонца, шерсть негра, нос казака, важно уверяет нас в том, что по самым вероятным предположениям, первоначальные законы, истоки которых нам неизвестны, побудили природу (это еще что за дама?) к тому, чтобы создать различные человеческие расы.

Вот каким образом анти-моисеевский фанатизм эпохи приводит в конце концов человека, в остальном довольно сведущего и умного, к неведению того, что он прекрасно знает, и к отрицанию того, что он сам утверждает.

6. (Стр. 68. «Послушайте, что повествует о первых людях мудрая древность: она скажет вам, что это были мужи дивные, коих существа высшего порядка удостоили самыми драгоценными познаниями»)

Antiquitas proxime accedit ad deos (Ciceronis De legibus, II, 1 l). (l29)Non tarnen negaverim fuisse primos homines alti spiritus viros, et, ut ita dicam, A dus recentes; neque enim dubium est quin meliora mundus nondum effetus ediderit (Senecae Epistolae morales, XC, <44>). (l30)

Ориген весьма рассудительно отвечал Цельсу: (13|)«Поскольку мир был создан Провидением, было необходимо, чтобы в его начале род человеческий находился под покровительством высших существ и чтобы уже тогда Бог явил себя человеку. О том же свидетельствует и Священное Писание (Быт. XVIII). В самом деле, надлежало быть тому, чтобы в эпоху детства мира род людской получал сверхъестественное содействие, — до тех пор, пока изобретение искусств не позволило ему защищать себя собственными силами, не испытывая более нужды в божественном вмешательстве». Как на союзника разума и откровения Ори-ген ссылается на языческую поэзию: он цитирует известное место из Гесиода, великолепный парафраз которого дал Мильтон (Paradise lost, IX, 2 и т. д.). (132)См. Origenis Contra Celsum, lib. IV, cap. 28 (Opp., edit. Ruæi, (133)t. I, p. 562, 199).

7. (Cmp. 69. «Пифагор, путешествуя по Египту за шесть веков до нашей эры, узнал о причинах всех явлений, наблюдаемых на Венере»)

Veneris stellae naturam Pythagoras deprehendit. Olympiad. XLII, qui fuit annus urbis CXLII (Plinii Historia naturalis, lib. II, cap. 8, t. I, p. 150, edit. Hard., in 4°); (I34)Macrobii Satumalia, lib. XII ; (135)Maurice’s History of Indostan, in 4°, t. I, p. 167. (I36)

8. (Cmp. 70. «Египтянам была известна истинная форма планетных орбит»)

Ειτα σύ δέδιας, к. τ. λ. (Plutarchi Septem sapientium convivium, edit. R. Stephanus, in fol., t. II, p. 149). (l37)

В переводе Амио: (|38)«Египтяне рассказывают, что небесные светила, совершая свои обычные вращения, занимают то более высокое, то более низкое положение, и, сообразно с этой высотой, становятся хуже или лучше, чем были прежде» (Плутарх. Пир семи мудрецов, гл. XI, <(3) 149 А>).

9. (Стр. 70. «А Юлиан в одной из своих бесцветных речей (не помню уже точно, в которой) называет Солнце „богом семи лучей"»)

Это замечательное выражение он употребляет в 5-й речи, действительно приписывая честь подобного открытия халдеям. Правда, Пето (139)на полях своего издания (in 4°, с. 323) цитирует одну рукопись, где вместо έπτάκτινα (140)стоит έπάκτιανβεάν, (14Ι)и все же второе чтение есть явная выдумка переписчика, который, ничего не разобрав в этих «семи лучах», остался чрезвычайно доволен тем, что изобрел подобное исправление. Оно лишь доказывает, сколь важно остерегаться произвольных исправлений в рукописях, если нет возможности опереться на какой-либо иной письменный источник.

10. (Стр. 70. «Мы читаем в них о том, как семь юных дев собрались однажды славить явление Кришны»)

Это не совсем точно. В индийском предании прямо не говорится, что их было семеро; зато в письменном памятнике, зафиксировавшем эту легенду (копия которого была отправлена в Европу), мы в самом деле обнаруживаем семь юных дев (Maurice's History of Indostan, t. I, p. 108). В конечном счете это одно и то же, ведь и брамины вполне определенно говорят, что Солнце имеет семь исконных лучей (Sir William Jones’s Works, supplem, in 4°, t. II, p. 116).

Пиндар рассказывает (Olymp. VII, 13-135, edit. Heynii. Göttingen, 1798, in 8°, t. I, p. 98), (142)что «после того, как боги поделили между собой землю, а Солнце, забытое при этом разделе, оставило за собой только что возникший из морского лона остров Родос, оно произвело на свет от давшей имя острову нимфы семь сынов чудесного духа». А из превосходного сочинения о. Монфокона (143)можно узнать о том, что Аполлон, или Солнце, везде изображается с головой, украшенной семью лучами света (или семиконечной диадемой, что обозначает то же самое). Как бы то ни было, ясно, что с представлением о Солнце неизменно связывается число семь и это обстоятельство всегда мне казалось достойным внимания (Истолкование древностей. Париж, 1722, in fol., т. III, гл. VI, с. 119 и далее).