Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

Кавалер. Изложив нынешнюю беседу письменно, я тотчас же прочту ее нашему общему другу, о котором вы недавно упомянули. Убежден: он найдет ваши доводы основательными, и это доставит вам огромную радость, ведь вы так его любите. И если не ошибаюсь, он согласится, что вам даже удалось кое в чем дополнить доводы Сенеки, который, надо полагать, был величайшим гением, ибо цитируют его, как я вижу, на каждом шагу. Помню, что и первые мои школьные переводы с латинского черпались из книги «Христианский Сенека», содержавшей подлинные слова философа. Очевидно, это был муж великих способностей, коль скоро ему оказали подобную честь. В общем, я был полон величайшего к нему почтения — пока Лагарп не привел мои мысли в совершенный беспорядок томом своего «Лицея», который напичкан решительными и бесцеремонными изречениями, обращенными против Сенеки. Однако должен вам признаться, я по-прежнему склоняюсь в пользу мнения слуги из одной комедии:

Се Seneque,monsieur,6tait un bien grand homme!

Граф. И правильно делаете, г-н кавалер, что не меняете своих взглядов. Все, сказанное когда-либо против Сенеки, я знаю наизусть, но ведь и в его пользу можно сказать немало. Заметьте, кстати, что главный недостаток, который ставят ему в вину, служит, однако, к выгоде его читателей: Сенека, бесспорно, чересчур уж стремится говорить не так, как другие люди, — но ведь именно с помощью своих оригинальных выражений и необычных мыслей он глубоко проникает в умы и

Et de tout се qu’il dit laisse un long souvenir.

Я не знаю другого автора (может быть, за исключением Тацита), которого бы чаще вспоминали и цитировали. И если брать во внимание лишь суть дела, а не внешнюю форму, то у него найдутся бесценные отрывки; послания же Сенеки — кладезь морали и сокровищница истинной философии. Среди этих посланий есть такие, которые (с самыми незначительными изменениями) могли бы прочесть с церковной кафедры Бурдалу или Массильон. (6)Его естественные вопросы — драгоценнейший отрывок из всего, оставленного нам в этом роде древностью; он сочинил прекрасный трактат о Провидении, которое в Риме во времена Цицерона не умели еще назвать. И я без труда мог бы цитировать Сенеку по множеству вопросов, которыми его предшественники не занимались и даже не догадывались об их существовании. И однако, несмотря на все его огромные достоинства, мне позволено без всякого тщеславия признать, что я сумел дополнить аргументы Сенеки своими собственными. Ибо вся моя заслуга в данном случае заключается лишь в том, что я воспользовался в своих размышлениях великой помощью; полагаю, что и Сенека превзошел своих предшественников по той же причине. Если бы не предрассудки его эпохи, страны и положения, он смог бы высказать почти все, что говорил вам я, — ибо все склоняет меня к мысли, что наши догматы были ему хорошо известны.

Сенатор. Вы, похоже, верите, что Сенека был христианином или вел переписку с ап. Павлом?

Граф. Я весьма далек от того, чтобы говорить об абсолютной достоверности какого-либо из этих фактов, однако я считаю, что разумные основания для таких предположений имеются. Ну а то, что Сенека ап. Павла слушал, я считаю столь же достоверным, как и то, что в эту минуту слушаете меня вы. Мы рождены и живем посреди света истины, и нам неведомо, как воздействовал свет на того, кто узрел его в первый раз. Когда португальцы принесли христианство в Индию, японцы, самый умный из азиатских народов, были так поражены новым учением (о котором, впрочем, молва осведомила их весьма несовершенно), что тотчас отрядили в Гоа двух членов главных своих академий, дабы навести справки о новой религии, — а вскоре японские послы явились к вице-королю Индии с просьбой о присылке христианских проповедников. И потому — замечу мимоходом — не было ничего более мирного, законного и свободного, нежели проникновение христианства в Японию, 2о чем и понятия не имеют многие из тех, кто берет на себя смелость об этом рассуждать. Однако римляне и греки века Августа (7)— это ведь не японцы XVI столетия. 283 283 В отношении знаний — может быть и так, но верно ли это, если сравнивать нравственный облик, рассудительность и природный ум, утверждать не берусь. Святой Франциск Ксаверий (8) (европеец, лучше других знакомый с японцами) был о них самого высокого мнения. «Это, — говорил он, — нация благоразумная, изобретательная, послушная увещаниям разума и страстно жаждущая просвещения» (s. Francisci Xaverii India ap. epistoJae. Wratislaviae, 1734, in 12“, p. 166 et 208). (9) В подобном духе говорил он о японцах не однажды. — Прим. изд. Мы слишком редко задумываемся о том впечатлении, которое христианство должно было произвести на многих здравомыслящих людей той эпохи. Римский наместник Цезареи, «очень хорошо знакомый с этим учением», испуганно говорил ап. Павлу: «На сегодня достаточно, удались*, 284 284 Деян. 24, 22, 25. а члены ареопага, которые говорили ап. Павлу так: «Об этом послушаем тебя в другое время», 285 285 п Деян. 17,32. 286 286 ,п Деян. 26. 29. 287 287 ,v Здесь, вероятно, ошибка памяти: мне неизвестно, чтобы Д’Алам 288 288 бер говорил об этих словах. Он, если не ошибаюсь, хвалил то рас сами того не замечая, воздавали хвалу его проповеди. Когда Агриппа, (,0)выслушав ап. Павла, сказал ему: «Еще немного — и ты убедишь меня сделаться христианином», апостол отвечал: «Молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все слушающие меня, сделались такими, как я, кроме этих уз», и показал на свои цепи. 1,1Восемнадцать веков пронеслось с тех пор над этими священными страницами, сотни раз перечитывал я прекрасный этот ответ, — а будто впервые читаю его — таким он мне кажется благородным, мягким, остроумным и трогательным! И я не в силах вам передать, как он меня волнует. Даже загрубелое от гордыни и ледяной философии сердце Д’Аламбера (,,)не устояло перед этими словами 289 289 суждение (и в самом деле восхитительное), с которым ап. Павел обратился к ареопагу. — Прим. изд. — судите сами, какое впечатление должны были они произвести на тех, кто их не прочел, а услышал! Не будем забывать, что люди прежних времен были такими же, как и мы с вами. У царя Агриппы, у царицы Береники (|2), у проконсулов Сергия и Галлиона (первый из них принял христианство), у наместников Феликса и Фауста, у трибуна Лисия, у всех, кто их окружал, были и родственники, и друзья, и корреспонденты. Они беседовали, они писали друг другу письма. Тысячи уст произносили и повторяли вслух то, что сегодня мы лишь читаем, и эти известия производили тем большее впечатление, что в качестве доказательств нового учения провозглашались чудеса, даже в наши дни неопровержимые и несомненные для всякого, кто судит беспристрастно. Ап. Павел проповедовал полтора года в Коринфе и два года в Эфесе, 290 290 Деян. 17, 11; 19, 10. 291 291 "Деян. 28,30,31. а все, что происходило в этих больших городах, мгновенно отзывалось в Риме. Наконец, великий апостол прибыл в самый Рим, где оставался целых два года, принимая всех приходивших к нему и проповедуя невозбранно и без всякого стесненияИ вы думаете, что эта проповедь могла пройти мимо Сенеки, которому было уже шестьдесят лет? А впоследствии, когда ап. Павел, по крайней мере дважды привлеченный к суду за свое учение, публично защищался и был оправдан, 292 292 ,п 2 Тим. 4, 16. — неужели эти события не сделали его проповедь еще более знаменитой и могущественной? Всякий, кто хоть немного знаком с древней историей, знает, что христианство в своей колыбели было для самих христиан посвящением, для других же — теорией, философской или теургической сектой. Хорошо известно, как жадны были тогда люди до новых мнений, и невозможно даже представить, чтобы Сенека ничего не слыхал об учении ап. Павла, в чем мы окончательно уверимся, прочитав те места у Сенеки, где он совершенно необычным образом рассуждает о Боге и человеке.