Жозеф Местр - Санкт-Петербургские вечера

Напротив одного места из его посланий, где сказано, что «Бога должно почитать и любить», неизвестная рука написала некогда на полях моего экземпляра: Deum amari vix alii auctores dixerunt. 293 293 «Едва ли где-нибудь еще можно прочесть о том, что Бога любят». Подобные мысли можно обнаружить разве что у Платона, и бл. Августин воздает ему за это похвалу (s. Augustini De civitate Dei, lib. VIII, 5, 6; vide Senecae Epistolae morales, XLVII). (I3) Выражение, по меньшей мере, чрезвычайно редкостное и замечательное.

Превосходно сказал Паскаль: «ни одна религия, кроме нашей, не просила у Господа способности любить его». Припоминаю, что Вольтер в постыдных своих комментариях к мыслям этого знаменитого мужа возражает: «Марк Аврелий и Эпиктет постоянно говорят о любви к Богу». 3Но почему же милый сей эрудит не соизволил соответствующие места процитировать? — ведь не было ничего проще, раз уж они, по его мнению, столь близки. Но возвратимся к Сенеке. В другом месте он говорит: «Мои Боги» 294 294 Deos meos {ibid., XCIII). 295 295 1,1 Deus et parens noster {ibid., CX). и даже: «наш Бог и наш Отец» ш; а еще он сказал ясно и недвусмысленно: «да исполнится воля Божья». 296 296 ,v Placeat homini, quidquid Deo placuerit {ibid., LXXIV). Обыкновенно читатели проходят мимо этих выражений — но попробуйте найти что-либо подобное у предшествующих философов, особенно у Цицерона, трактовавшего те же предметы! Надеюсь, вы не потребуете сейчас от моей памяти новых цитат, но прочтите сочинения Сенеки сами — и вы почувствуете справедливость того, что я имел честь вам сказать. И полагаю, когда встретятся вам отрывки, где Сенека пишет о неве-

роятном мужестве некоторых людей, выдержавших ужасные муки с бесстрашием и стойкостью, превосходящими, кажется, все силы человеческие, то вы нисколько не усомнитесь в том, что он имел в виду именно христиан. 4

В общем, предание о христианстве Сенеки и о его связи с ап. Павлом, хотя и не является бесспорно убедительным, есть все же нечто большее, чем пустяк, — в особенности если дополнить его другими соображениями.

Отметим, наконец, что христианство, едва появившись на свет, тотчас пустило глубокие корни в столице мира. Апостолы проповедовали в Риме за 25 лет до Нерона. Ап. Павел беседовал в этом городе с Филоном, и подобные обсуждения должны были иметь огромное воздействие. И когда мы слышим, как в Риме при первых императорах рассуждают об иудаизме (в особенности — сами римляне), то речь здесь часто идет о христианах: ведь ошибиться было так просто. Известно, что христиане, по крайней мере многие из них, долгое время считали себя обязанными держаться в некоторых пунктах закона Моисея, например, в воздержании от крови. И даже много позднее, в четвертом веке, за отказ нарушить предписания иудейского закона христиан подвергали мучениям в Персии. Потому не стоит удивляться, если христиан и иудеев часто смешивали, и мы в самом деле обнаруживаем, что и христиане стали жертвой тех гонений, которые навлекли на себя евреи восстанием против императора Адриана. (,4)И чтобы различить эти религии в трудах авторов двух первых веков нашей эры, нужно иметь острое зрение и верный взгляд, и к тому же смотреть с чрезвычайно близкого расстояния. Кого, например, имеет в виду Плутарх, когда в трактате «О суевериях» восклицает: «О греки! Что же сделали с вами

варвары!» — и тут же говорит о соблюдении субботы, повержении к стопам, постыдном сидении на корточках 5и т. д. Перечитайте весь этот отрывок, и вы не сумеете определить, идет ли здесь речь о воскресении или о субботе, созерцаете ли вы иудейский траур или первые начатки канонического покаяния. Я долго усматривал здесь лишь самый обыкновенный иудаизм, теперь же склоняюсь к противоположному мнению. По этому поводу я бы процитировал вам еще и стихи Рутилия (|5)— «если бы их припомнил», как говорит г-жа Севинье. Отсылаю вас к его путешествию: вы прочтете горькие сетования на это иудейское суеверие, завладевшее всем миром. Рутилий весьма сердит на Тита (,б)и Помпея (,7)за то, что они завоевали злополучную эту Иудею, заражающую ныне весь мир. 6Но кто же подумает, что речь здесь идет об иудаизме? Напротив, разве не христианство покорило мир, одолев иудаизм, равно как и язычество? Тут говорят факты, и спорить с ними невозможно.

Впрочем, господа, я допускаю, что вы согласны с Мон-тенем и что лучший способ внушить вам отвращение к вещам правдоподобным — это вбивать их в голову в качестве вполне доказанных. Так что думайте об этом частном вопросе, как вам будет угодно, — но, прошу вас, скажите, не кажется ли вам, что сам по себе иудаизм способен был повлиять на моральную и религиозную систему столь проницательного человека, как Сенека, с религией этой превосходно знакомого? 7Пусть себе поэты говорят что угодно: они видят лишь поверхность вещей, а воображают, будто изрекли глубокую истину, назвав евреев verpos и recutitos. Бесспорно, великое проклятие уже тяготело над этим народом. Но разве невозможно было тогда, как и ныне, восхищаться писа-

ниями, презирая людей? Пользуясь переводом семидесяти толковников, Сенека мог читать Библию так же легко, как и мы с вами. (,8)Что же он должен был подумать, сравнивая теогонии поэтов с первым стихом книги Бытия или сопоставляя потоп у Овидия с потопом Моисея? Какой необъятный источник для размышлений! Одна книга Премудрости затмевает собой всю древнюю философию. Какой разумный и свободный от предрассудков человек может читать Псалмы без благоговения? Кто не почувствует себя перенесенным в совершенно иной мир?

Но и среди отдельных людей следовало бы сделать важные различия. Вполне очевидно, что Филон и Иосиф (,9)принадлежали к хорошему обществу, и у них, несомненно, было чему поучиться. И вообще этот народ, даже в самые древние времена, был куда просвещеннее, чем это обыкновенно полагают, — по причинам, которые нетрудно указать. Откуда, например, взяли евреи свой календарь — один из самых точных, а может, и самый точный в древности? Ньютон в своей хронологии не преминул воздать ему полную справедливость, 8да и теперь мы вправе им восхищаться, ибо он вполне соответствует календарям современных народов и не содержит каких-либо неточностей или затруднений. На примере Даниила (20)можно убедиться в том, как ценили одаренных людей этой нации в Вавилоне, который и сам, без сомнения, обладал великими познаниями. Знаменитый раввин Моисей Маймонид (2|)— я просматривал недавно переводы некоторых его трудов — сообщает нам, что в конце великого плена многие евреи не пожелали возвращаться на родину и осели в Вавилоне; там они пользовались величайшим уважением и свободой, и даже хранение секретнейших архивов в Экбатанах вверено было лицам, избранным среди этого народа. 9

Листая на днях мои маленькие эльзевиры — вы видите их вон на той вращающейся платформе, расставленными в форме круга — я случайно наткнулся на «Еврейское государство» Петра Кунеуса. (32)Он напомнил мне весьма любопытный рассказ Аристотеля: последний беседовал в Азии с одним евреем, и рядом с ним самые выдающиеся ученые Греции показались Аристотелю какими-то жалкими варварами. 10