Иван Шишков - История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

Целостность бытия — Dasein, по Хайдеггеру, не достигается заботой как подлинной возможностью бытия, ибо ею не исчерпывается вся сущность Dasein. Она предполагает позитивный анализ и других феноменов экзистенции, к числу. которых он относит прежде всего бытие к смерти. Тема смерти оказывается ключевой в экзистенциальной интерпретации времени. Только в онтологии смерти видится Хайдеггеру возможным решение вопроса о времени, в горизонте которого осуществляется набросок смысла бытия вообще и целости бытия-Dasein в частности.

Своей онтологии смерти он предпосылает положение о том, что наряду и до биологической смерти имеется экзистенциальная интерпретация ее. Экзистенциальное понятие смерти не исчерпывается ее повседневным понятием, а также смертью в биологическом смысле. Хотя смерть других есть, по словам Хайдеггера, «тоже больше-не-присутствие в смысле болыпе-уже-не-бытия-в-мире» [1715] Хайдеггер М. Бытие и время… С. 238. , все же она не раскрывает нам экзистенциального смысла собственной смерти.

В лучшем случае на смерти других можно постичь на основе сопереживания бытийный феномен перехода сущего из бытийного рода жизни к смерти. Смерть здесь приоткрывается как утрата, но больше как такая, которую испытывают оставшиеся в живых. Но в этой утрате им недоступна утрата бытия как такая, какую «претерпевает» умирающий. Говоря словами Хайдеггера, нам, живым, недоступен «онтологический смысл умирания умирающего как бытийной возможности его бытия» [1716] Там же. . И хотя к бытийным возможностям бытия-в-мире относится заместимость одного бытия другим, всё же в бытии-к-смерти такая возможность замещения невозможна. «Никто, — подчеркивает в этой связи Хайдеггер, — не может снять с другого его умирание … Смерть, насколько она „есть 44, по существу всегда моя» [1717] Там же. С. 240. .

Бытие человека, пока оно есть, не завершено. Оно завершается смертью. Собственной смертью, как известно, завершается жизненный путь любого человека. В этом смысле смертность —- экзистенциальная конечность человека, всё бытие которого проходит под знаком смерти, оно есть бытие-к-смерти, иными словами, смерть есть предстоящая возможность. Однако смерть не предстоит так, как многое предстоит в повседневной жизни: встреча с любимой, ремонт дачного дома и т. п. У предстоящей смерти бытие иного рода: она предстоит, по словам Хайдеггера, «как возможность больше-не-способности-присутствовать». И далее: «Смерть) есть возможность прямой невозможности присутствия… смерть открывается как наиболее своя, безотносительная, необходимая возможность ».

Тем самым смерть, в отличие от другого предстояния, — необходимое и предстояние. И пока человек есть, он заброшен в смерть, она сопровож- ; дает его бытие-в-мире. Об этом свидетельствует ужас перед смертью как i ужас «перед» способностью быть [1718] Хайдеггер М. Бытие и время… С. 250. [1719] Этот ужас перед смертью Хайдеггер различает от страха перед уходом из жизни как простого исчезания, околевания. [1720] Хайдеггер М. Там же. С. 254. . А это значит, что все то время пока I Dasein экзистирует, оно умирает фактично. Это умирание выражается в модусе заброшенности, в котором дает о себе знать бегство от не по себе, т. е. от своего бытия-к-смерти. Таким образом, бытие-к-смерти исходно,

! оно, по сути, принадлежит бытию Dasein изначально и может быть выяв- ! лено и в повседневности.

| В повседневности бытие-к-смерти Хайдеггер связывает с людьми, кото- L рые своим пониманием размыкают его. Врученность людей смерти раскры- \ вается в «смертном случае»: тот или этот ближний или дальний «умирает».

Незнакомые «умирают» ежедневно и ежечасно. Такое внутримирно слу- 1 чающееся событие люди истолковывают так: в конце концов человек! смертен, но самого тебя пока это не касается.

Анализ этого «человек смертен» показывает, что повседневное быти- к-смерти понимается как неопределенное нечто, которое как-то должно случиться где-то, но тебе самому пока не угрожает. Тем самым «умирание» нивелируется до происшествия, задевающего бытие, но никого конкретно. Отношение повседневного существования к смерти оказывается, по сути, отвлекающе-завуалирующим, поскольку люди своим пониманием смерти искушаются уклониться от своего бытия-к-смерти, совершают бегство от смерти. Последнее обнаруживается в том, что в своем повседневном существовании «ближние» «утешают» «умирающего» тем, что он избежит смерти. Такая «заботливость», пытается вернуть вновь умирающего в бытие, лишая его при этом всякой возможности быть самим собой, оттесняя его бытие-к-смерти. Более того, даже «мысли о смерти» считаются людьми страхом, бегством от мира, потому уже в самом зародыше подавляется мужество перед ужасом смерти, сам же ужас выдается за слабость. Всякого рода разговоры о смерти считаются непристойными. Такое «возвышенное» равнодушие к смерти в конечном итоге отчуждает бытие от Dasein, а это значит, что в целом «обыденное бытие-к-смерти есть… постоянное бегство от нее» ш .

Даже эти отвлекающие меры, предпринимаемые повседневным бытием, не могут, по мнению Хайдеггера, скрыть истинную картину бытия: на самом же деле бегство от смерти свидетельствует о том, что люди уже определены как бытие-к-смерти, их существование поставлено перед самим собой. Стало быть, повседневное существование также «экзистирует» до смерти и является бытием-к-смерти. Но поскольку оно переживает смерть скрыто, то Хайдеггер именует его несобственным бытием-к-смерти, существующим в «неистине» бытием.

А есть ли собственное бытие-к-смерти, в смысле его фактичного существования? Согласно Хайдеггеру, оно есть как экзистентная безотносительная возможность существования. Такое бытие-к-смерти как возможность он называет забеганием в смерть, что означает: существование в своем стремлении понять свою собственную возможность, смерть замыкается на самое себя. Забегание в смерть уединяет существование, ориентирует его на смерть как на последнюю возможность. Оно не позволяет существованию остановиться на уже достигнутых возможностях. В этом постоянном преодолении достигнутых возможностей, благодаря которому существование становится самим собой, заключается ужасающаяся свобода к смерти . Стало быть, Dasein, вовлеченное в неопределенное во времени в забегание в смерть, открывает себя в постоянной угрозе, которая постоянно кроется в ужасе. Собственное бытие-к-смерти раскрывается в забегании в смерти, в свободе к смерти.

Эта окончательная характеристика бытия Dasein как бытия-к-смерти фактически исключает какую-либо иную возможность, за исключением одной возможности, которая выражает и подытоживает ничтожность всех других возможностей, — возможности смерти [1721] Эту мысль Хайдеггер недвусмысленно выразил в следующем риторическом вопросе: Есть ли у бытия-в-мире более высокая инстанция его способности быть, чем его смерть? — Хайдеггер М. Указ. соч. С. 313. . С этой точки зрения, единственно возможным для человека выбором является выбор жить для смерти. По отношению к нему другие возможности оказываются неподлинными. Изначально предполагаемый среди разных возможностей выбор на самом деле исключается: возможность выбора бытия-к-смерти есть, по сути, необходимость, ибо возможный выбор лишь один. Единственная подлинная возможность существования — невозможность экзистирова- ния. Таков, по существу, окончательный ответ Хайдеггера на поставленный вопрос о смысле человеческого бытия.