Пятигорский Моисеевич - Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства

Было бы очень интересно сравнить это самое первое описание Ритуала Мастера Масона Причардом с самым недавним и полным Дьюара. Последнее является типичным монтажом, переработанным в подробный и хорошо подтвержденный документами сценарий, абсолютно фактический, но не сопровождаемый никаким осознанием, будь то религиозным или каким-либо другим (см.: Dewar]. The Unlocked Secret. London, 1966. P. 126–175).

«Поскольку нет никакого определенного знания о ритуале… в масонской ложе того периода, совершенно невозможно сказать, насколько… подлинным является это “разоблачение”. Вполне возможно, что оно представляет, в некоторой степени, “произведение” начала 18-го века, но Брат нашего времени легко обнаружит, насколько и в каких аспектах он отличается от прекрасной религиозной церемонии нашего времени»: Thorp J. Т. Op. cit. Р. 45. Чрезвычайно важным здесь является использование слова «религиозный», поскольку тем самым подразумевается, что во времена Причарда Ритуал еще не стал религиозным, т. е. что он был искусственно отделен от религии по своему содержанию и характеру.

В конце своего Памфлета Причард приводит Список Регулярных Лож, который демонстрирует его обширное и глубокое знание ситуации в масонстве того времени.

В августе 1738 г. Фредерик «был посвящен в ложе в Брунсвике».

В «Предисловии» «эта новонапечатанная Книга рекомендуется как единственнаяКншг. Конституций, отрицающая все остальные книги…» (xi).

Помимо того что эти фрагменты звучат исключительно комично, — в особенности если учесть, что они вышли из-под пера доктора богословия, — они демонстрируют нам не столько историческую наивность, сколько очень сильную тенденцию к нейтрализации всех этических и религиозных оппозиций, за исключением масонских. В своей книге 1953 г. Ф. Л. Пик и Э. Н. Найт среди «наших благородных Братьев» называют «д-ра Ж. И. Гильотена», изобретателя гильотины (р. 331).

Несколько ниже мы узнаем, что «…масонство (в Англии) было истреблено; от него не осталось никаких следов, если не вспомнить о Стоунхендже, который, как считают некоторые, был построен Амб-розием, Царем Бриттов… при помощи искусства Мерлина… Другие думают, что это древний храм кельтов… а некоторые считали его датским памятником. Но великий Иниго Джонс и его родственник г-н Джон Уэбб научно доказали, что это был римский храм…» (р. 60). Однако даже в блаженно дилетантские времена Джонса блестящий дилетант, как он сам себя называл, Джон Обри не мог не заметить, что, «… сравнив схему г-на Джонса с самим памятником, я обнаружил, что его подход небеспристрастен…»: Aubrey J. Brief Lives / Ed. O. L. Dick, 1982 (1949). P.31.

Е. М. R Р. 40–42. История комментария к этому месту почти такая же длинная, как история Великой Ложи Англии (Дневник Эшмоула был опубликован в 1717 г.). Все же остаются некоторые веские причины предполагать, что уже в середине 17-го столетия существовали бок о бок и Лондонская Компания (Рабочих) Масонов и ложи не-ра-бочих (т. е. «принятых») масонов. В то же самое время, из того же самого фрагмента следует, что ни Эшмоул, ни другие «старые масоны» не были Мастерами Масонами и что термин «Мастер» применялся к Мастерам Компании (как в случае г-на Уайза) (см.: Waite А. Е. Op. cit. Р. 26–28; Hughan W. J. Op. cit. P. 30–31; Findel J. G. Op. cit. P. 130; Gould R F. Op. cit. P. 185–187).

Ibid. X. Виберт заключает свое «Введение» словами: «Сегодня мы ценим труды Доктора уже не столь высоко, тем не менее Конституции 1723 г. остаются одним из важнейших документов Цеха» [1п].

Я знаю, что Э. Э. Уэйт никогда не согласился бы со мной, так же как и его последователи из круга Высших Степеней. Его — в прочих отношениях отличная — книга (Emblematic Masonry, 1925) могла бы произвести целую революцию в масонском самосознании, если бы в ней присутствовало большее понимание своей собственной исторической субъективности (которую сам автор называл «христианской точкой зрения»). Его гипотеза может быть представлена, очень схематически, в следующем виде:

а) Так называемые «Старые предписания» настоящих «рабочих масонов» 15-го (?) — 17-го веков были вполне христианскими и тринитарными и оставались таковыми после того, как Оперативные Ложи начали допускать («принимать») не-рабочих масонов.

б) Андерсон, используя некоторые из этих «Предписаний», создал абсолютно «дехристианизированную» и «деистическую» версию, тем самым полностью отделив «философию» Цеха от первоначального христианского контекста авторов и последователей «Предписаний». Во всем этом Уэйт видит пагубное влияние шотландских пресвитериан, французских гугенотов — или тех и других вместе.

в) Он признает, что Дезагилье и Андерсон могли быть «истинными христианами безо всякой примеси “деизма”», но настаивает на том, что они были проникнуты решимостью отделить масонство от любой конкретной религии — и в первую очередь от христианства. Естественно, что они прежде всего отделили масонство от своей собственной религии.

Я полностью согласен с Гоулдом, что «отцы-основатели», которые изобрели «современное» масонство в начале 18-го столетия, и те, кто изобрел его историю, были двумя совершенно различными группами людей.

Когда пространство игры столь невероятно увеличилось в размерах, это потребовало заметной адаптации ее правил.

Строго говоря, не существует никакой масонской исторической точки зрения на историю человечества вообще; историки-масоны в целом не заинтересованы в «не-масонской истории». В отличие от гегельянства, марксизма и психоанализа, масонство не имеет никакой общей философии истории — только историографию самоописания.

Можно отвергнуть историю как легенду или рассматривать легенду как историю, но нельзя отвергать легенду как «просто легенду»: легенда сама по себе является историческим фактом. Что по-настоящему важно: масоны мыслят себя в качестве продолжателей Легенды давнего прошлого, хранителей этого легендарного прошлого и его заветов.

Так, сколь бы туманным ни было его историческое прошлое, современное масонство начинает фигурировать в Конституциях Андерсона 1723 г. как некое определенное движение (которое можно назвать «лоджизмом»), основная черта которого, отличающая его от всех других (в особенности «тайных») обществ, состояла в том, что оно не обязывало своих членов вести себя, говорить или думать каким-либо определенным образом за стенами ложи.