Пятигорский Моисеевич - Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства

1. Общего ритуала, «единого для всего американского символического масонства», который послужит основой для:

2. Абсолютной униформности лож;

3. Абсолютной секретности всего происходящего внутри ложи;

4. «Ключа» или «кода», единого для всех лож, в котором вся «эзотерическая, так же как и экзотерическая работа» была бы записана и читалась бы только теми, кто мог бы понимать и использовать ее [282]. [Здесь мы отчетливо видим «письмо», а не «речь» в качестве основного средства масонского общения.] [283];

5. Абсолютного авторитета главы организации Консерваторов, Главного Консерватора, во всех вопросах, касающихся ритуала, дисциплины и членства.

6. Абсолютного исключения всех лож и индивидуальных членов, которые откажутся принять Систему Консерваторов [284].

Это движение, которое пробудило «недобрые чувства… более острые между сторонниками и противниками Морриса, чем между масонами Севера и Юга (в течение Гражданской вой-» [285], было действительно последней попыткой десекуляризации американского масонства и предотвращения последующей адаптации к условиям конца девятнадцатого века. Роберт Моррис, диссидент, поэт и основатель Ордена Восточной Звезды, не был способен сыграть роль американского Лоуренса Дер-мотта по той же причине, по которой Джон Куинси Адамс не мог сыграть роль своего отца Джона Адамса. Америка находилась в процессе радикального изменения своих культурных моделей: было необходимо ограничить идеологическую монополию этического протестантизма, и процесс секуляризации начал свое победоносное движение в виде невероятного роста самых разнообразных деноминаций. Война только усилила этот процесс. Идея Морриса, в случае его успеха, сделала бы из масонства гигантскую фундаменталистскую секту; однако он потерпел неудачу — хотя высокопоставленные масоны содрогались при упоминании его имени вплоть до конца 19-го века. С этого времени десекуляризационные тенденции в масонстве будут находить себе выражение исключительно на индивидуальном уровне, но не на уровне юрисдикции штатов, не говоря уже о децентрализованном американском масонстве в целом.

Хотя это чисто внутреннее масонское событие на какое-то время возбудило страсти, масонская политика единства оставалась непоколебимой на протяжении всей Гражданской войны, которая несла гораздо большую угрозу разделения. «В то время как в Гражданскую войну церкви разделялись и штаты откалывались, Орден оставался неделим», — говорит Форт Ньютон [286]. Так оно и было. После избрания Авраама Линкольна (который победил на выборах трех масонов: С.Э. Дугласа, Дж. К. Брекинрид-жа и Джона Белла) и непосредственно перед отделением Южной Каролины, Джон Дав из Великой Ложи Вирджинии писал: «… Возможно, мы стали орудием смягчения злобного смятения народного неистовства. Поэтому пусть триста тысяч масонов, добрых и верных патриотов Соединенных Штатов, объединятся в пламенной молитве к нашему Небесному Великому Мастеру, чтобы он… изволил, чтобы эта горькая чаша страданий миновала» [287]. В связи с отделением Южной Каролины Генри М. Филипс, Великий Мастер Пенсильвании, провозгласил 26 декабря 1860 г.: «К нашим братьям по всей стране мы обращаем наш дружеский и масонский призыв следовать вне ложи тем принципам терпения, щедрости, примирения, благотворительности и братской любви, которым учат внутри нее » [288]. Можно возразить, что это просто беззубая риторика бессильного пацифизма; тем не менее вспомним, что в начале Первой мировой войны ни одна социалистическая партия или церковь, исповедовавшая пацифистский идеал в мирное время, не осмелилась открыто провозгласить ничего подобного. Американские масоны продемонстрировали не ограниченный пацифизм (который означал бы вмешательство в политику), а безоговорочное примирение, которое было для них простой этической позицией. Можно возразить, что грань между политикой и этикой в данном случае слишком тонка, особенно если принять во внимание моральный аспект Гражданской войны и моральную позицию Севера. Однако положение масонов в течение войны было далеко не простым. Как пример трудностей, с которыми им пришлось столкнуться, обратим внимание на призыв Великой Ложи Теннесси (Юг) к Великой Ложе Нью-Йорка (наиболее аболиционистский Север) в 1861 г. использовать свое влияние, «чтобы остановить военные действия, обреченные на то, чтобы продолжаться четыре года». Нью-Йорк, однако, не мог оказать такую услугу, поскольку «никакое соответствующее действие не может быть предпринято без обсуждения политических вопросов… что очевидным образом находится за рамками сферы деятельности масонства». Но сформулированный Теннеси призыв: «если все усилия будут безуспешны… мы умоляем Братьев… помнить, что поверженный противник все-таки является братом» — был безусловно принят и исполнялся на практике в равной мере северянами и южанами [289].

Великая Ложа Нью-Йорка должна была испытать некоторое неудобство за свой двусмысленный ответ, но следует принять во внимание следующее обстоятельство: хотя большинство американских масонов были «за компромисс, а не за войну» [290], для значительного числа масонов Нью-Йорка аболиционизм, за который сражался Север, соответствовал масонской морали. Масоны же Юга не могли быть нечувствительны к тому факту, что рабство как институт противоречило масонским идеалам всеобщей любви и равенства всех людей перед Богом. Этим можно объяснить, почему масоны Конфедерации были более ревностными и последовательными в стремлении к компромиссу, чем их северные собратья, хотя нет никаких документальных свидетельств, которые могли бы подтвердить это предположение. Этим, возможно, объясняется и то, почему такие американские масонские историки, как Ален Робертс, Рэй Денслоу и Форт Ньютон, представляли идею компромисса как неотъемлемую часть масонской идеологии в целом, а не как прагматическое решение в ситуации острой политической дилеммы.

Именно в условиях Гражданской войны у американских масонов возникла тенденция говорить и вести себя так, будто они являются «третьей силой», действующей наряду с двумя официальными противостоящими сторонами [291]. В отличие от французских масонов, которые отождествляли себя сначала с общим направлением Просвещения и антиклерикализма, потом антиклерикализма и политического либерализма и, наконец, с радикальным левым движением (и в отличие от британских масонов, которые никогда не отождествлялись ни с какой политической партией), американские масоны попытались выработать собственную политическую позицию. Как бы они ни старались представить эту позицию как «неполитическую», она оставалась политической не только в глазах не-масонов — представителей обоих враждующих лагерей, но также и в восприятии населения в целом — в особенности на Севере, как показывает следующая история. Осенью 1862 г., когда война вступала во вторую фазу, распространился слух, что именно масоны были подлинной причиной мобилизации, объявленной на Севере и на Юге. Все началось в городе Порт Вашингтон, Висконсин, в первый день объявленного призыва, 10 ноября 1862 г. Толпа разгромила Осаккскую ложу № 17 и разрушила здание, затем напала на здание суда и дом уполномоченного по призыву (масона), ломая мебель, уничтожая одежду и выбрасывая на улицу домашние припасы. Этот инцидент, сам по себе тривиальный, послужил предысторией одного из самых крупных городских беспорядков в истории США, который случился 13 июля 1863 г. в Нью-Йорке. Недовольство призывом и ненависть к масонам «переросли в расовый бунт: началась охота за неграми, которых убивали прямо на улице… подвергалась уничтожению собственность администрации Штата…» [292]. Это был типичный погром. Масоны были выбраны в качестве одной из его мишеней, поскольку отождествлялись с администрацией (истеблишментом) — и в то же время в них видели «чужаков». Чернокожие, конечно же, вызывали еще больше страха и ненависти, и, как это так часто бывает, разрушительная энергия погрома была направлена не на одну группу, а на две (или даже больше) [293]. Основное негодование населения было направлено на масонов, поскольку в сознании толпы они ассоциировались с «поджигателями войны» — вопреки тому факту, что масонство было единственной силой, высказывавшейся против конфликта и пытавшейся его предотвратить. Подлинной причиной ненависти народа к масонам — как зачастую и к евреям — была их отчужденность и их намеренно нейтральная позиция, отделявшая их от большинства населения.