Герберт Маркузе - Разум и революция [Гегель и становление социальной теории]

Теперь можно ответить на вопрос, в какой мере политическая теория британских неоидеалистов представляет собой действительное возобновление гегелевской философии. Один исконный мотив немецкого идеализма они, конечно, сохранили, а именно мысль о том, что истинной свободы нельзя достичь через мировоззрение и повседневную практику обособленных индивидов, вовлеченных в вихрь конкуренции, характерный для современного общества. Свобода — это состояние, которое надо искать за пределами общества, в государстве. Только государство осуществляет их реальную волю и самость. Гегель думал, что государством, которое могло бы содействовать достижению этой цели, является такое государство, которое сохраняет основные достижения Французской революции и включает их в рациональное целое.

Когда британские идеалисты разрабатывали свое политическое учение, было, по меньшей мере, очевидно, что заявившая о себе историческая форма государства ни в коей мере не является средством «реализации свободы и разума».

Большая заслуга книги Гобхауза заключается в том, что она показывает несовместимость концепции Гегеля с материальной основой существующего государства. Он указывает на то, что философия Бозанкета отдает индивида во власть общества или во власть «государства» вообще, тогда как в действительности индивид всегда вынужден жить в условиях какой-нибудь конкретной исторической формы общества и государства. Эта «основная ошибка» имеет крайне важное значение, так как предполагает смешение случайных властных отношений и нравственных обязательств. [724] '» 1 ЫсГ Р . 77. Государство и общество в том виде, в каком они существуют, не могут притязать на то, чтобы быть воплощением разума. «Когда мы думаем о действительных несообразностях традиционной общественной морали, о том, как слеп и жесток закон, об элементах классовой корысти и угнетения, которые накладывают на него свой отпечаток... мы готовы сказать, что не философ, а только социальный сатирик может трактовать эту идею, как она того заслуживает». [725] 1 Ы <1. Р . 80. Тем, кто абстрактно придерживается политической философии Гегеля, Гобхауз отвечает, что сам факт наличия классового общества, явное влияние классовых интересов на государство не позволяют говорить о том, что государство выражает реальную волю индивидов как целого. «Всюду, где общность управляется каким-нибудь одним классом или расой, другой класс или раса всегда готовы к тому, чтобы захватить то, что можно захватить. Сказать, что в таком обществе институты выражают частную волю подчиненного класса все равно что к несправедливости присовокупить оскорбление». [726] 1 Ыс 1. Р . 85. Вместо того, чтобы проявлять заботу о всеобщем, Гобхауз заботится о действительном благополучии индивида, вместо заботы о мировом духе (\Velige- думает о бесчисленном множестве безвозвратно потерянных человеческих жизней. «Если мир нельзя сделать несравненно лучше, чем он был до сих пор, тогда борьба оказывается совершенно безысходной, а мы просто усугубляли учение о воинствующем государстве и делали его достаточно взрывоопасным и способным погубить жизнь». [727] 1 Ыс 1 Р . 117.

Призыв ко всеобщему счастью, которое всегда оказывается счастьем для каждого индивида, очень часто заявляет о себе на страницах книги Гобхауза и делает ее одним из великих документов философии либерализма. «Счастье и горе общества — это счастье и горе людей, вознесенных или униженных характерным для него чувством общего обладания. Его воля — это их воля в совместном результате. Его ^сознание — это выражение того благородного и низкого, что проявляется в них, когда равновесие нарушено. Если каждого мы можем судить по мере его вклада в общее, то в равной мере мы можем спросить, что сделало это общее для него. Величайшее счастье может быть достигнуто величайшим или сколько-нибудь великим числом людей только в том случае, если каждый может стать соучастником, если соучастие станет для каждого его неотъемлемым компонентом. Но нет вообще никакого счастья, кроме того, которое выпадает на долю отдельных мужчин и женщин, и нет никакое общей самости, растворяющей в себе душу человека. Существуют общества, в которых неповторимые и самобытные личности могут гармонично развиваться и содействовать коллективным достижениям». [728] 25 Ibid. Р . 133.

Гобхауз, конечно, прав, если его сравнить с неоидеалистами, как прав либерализм в сравнении с любым иррациональным гипостазированием государства, пренебрегающего судьбой индивида. С другой стороны, требования, выдвигаемые Гобхаузом, согласуются с абстрактными принципами либерализма, но противоречат той конкретной форме, которую принимает либеральное общество. В свое время Гегель назвал либерализм социальной философией, которая «держится абстрактного», но всегда «терпит поражение от конкретного». [729] Hege! G. Philosophie der Weltgeschichte. Bd 11. S. 925. Принципы либерализма сохраняют свою действенность, и, в конечном счете, общий интерес может быть только результатом множества свободно развивающихся в обществе индивидуальных самостей. Однако конкретные формы общества, развившиеся с XIX века, все сильнее посягали на свободу, о приверженности которой заявляет либерализм. В русле законов, направляющих социальный процесс, свободная игра частной инициативы в основном переросла в конкуренцию среди монополий:

«Эпоха жестокой конкуренции, сменившаяся быстрым слиянием, привела к тому, что огромные богатства скопились в руках небольшого числа промышленных заправил. Никакой уровень роскоши, доступный этому классу, не мог угнаться за ростом его дохода, и процесс автоматического накопления приобрел небывалый размах. Вкладывание этих накоплений в другие отрасли промышленности способствовало тому, что и они попали под воздействие тех же самых концентрирующих сил... В свободной конкуренции, которая пришлась на предыдущую комбинацию предпринимателей, хроническим оказывается состояние «перепроизводства» в том смысле, что все фабрики и заводы могут работать только путем понижения цен до тех пор, пока более слабые конкуренты не окажутся перед необходимостью закрытия, не имея возможности продавать свой товар по цене, покрывающей истинную цену производства». [730] 35 Hobson J. A. Imperialism. London, 1938. Р . 74—75.

«Философская теория государства» Бозанкета появилась в ту пору, когда уже начался переход от либерального капитализма к монополистическому. Социальная теория была поставлена перед выбором: или расстаться с принципами либерализма и поддержать существующий социальный порядок, или, отстаивая их, начать борьбу с системой. Последнее взяла на себя марксистская теория общества.