Герберт Маркузе - Разум и революция [Гегель и становление социальной теории]

И затем Гегель добавляет: «... а не благодаря физической силе». Великие основатели государства имели в себе нечто от силы истории, заставляющей человечество следовать ее ходу и тем самым двигаться вперед; такие люди обладают высшим знанием и высшей нравственностью истории, даже если, будучи индивидами, они этого не осознают или находятся во власти совсем других мотивов. Идея, которую Гегель здесь- развивает, позднее заявит о себе как \Veltgeist.

Самое раннее государство в силу необходимости представляет собой тиранию. Формы государственного правления, которые Гегель теперь описывает, обладают как историческим, так и нормативным поряд- ком;тирания — самая ранняя и низшая форма, а наследственная монархия — самая поздняя и высшая. [139] Там же. С. 358-365. Критерием, на основании которого оценивается государство, опять-таки является то, насколько успешно оно осуществляет истинную интеграцию индивидов в целое. Тирания осуществляет это через их отрицание, но один положительный момент здесь все-таки присутствует: она их дисциплинирует, учит подчиняться. Подчинение личности правителя — подготовительный этап на пути подчинения закону. «Тирания свергается народами, ибо она отвратительна, подла и т. д., но в действительности лишь потому, что она излишня». [140] Там же. С. 359. Как только дисциплина становится реальностью, тирания утрачивает свою историческую необходимость. На смену ей приходит правление закона, то есть демократия.

Демократия представляет собой реальное тождество индивида и целого; правительство едино со всеми индивидами, а их воля выражает интересы целого. Индивид преследует свой частный интерес, и поэтому он — «буржуа», но в то же время он занят потребностями и задачами целого, и поэтому он — citoyen. [141] Там же. С. 360. Для Гегеля примером демократии является греческий город-государство. В нем единство индивидуальной и общей воли все еще оставалось случайным; индивид был вынужден уступать большинству, которое тоже было случайным. Следовательно, такая демократия не могла представлять собой окончательного единства индивида и целого. «Прекрасная, счастливая свобода греков» интегрировала индивидов только в «непосредственное» единство, основанное не столько на сознательной и нравственной интеграции общества, сколько на природе и чувстве. Человечеству надлежало двигаться к высшей форме государства, в которой индивид свободно и сознательно объединяется в общность с другими индивидами, а та, в свою очередь, сохраняет его действительную сущность.

С точки зрения Гегеля наилучшим хранителем такого единства является наследственная монархия. Монарх представляет собой целое, вознесенное над всеми конкретными интересами; будучи монархом по рождению, он правит как бы «естественно» и его не затрагивают общественные антагонизмы. Следовательно, он — самая прочная и неколебимая «точка» в движении целого. [142] Там же. С. 362. «Общественное мнение» — это узы, связывающие воедино все сферы жизни и контролирующие их движение. Государство — не насильственное или естественное единство, а рациональная организация общества, осуществляемая через его различные сословия. В каждом сословии индивид разворачивает свою самобытную деятельность и в то же время служит общему. Каждое сословие занимает свое место, имеет свое сознание, свою нравственность, но все они приводят ко «всеобщему» сословию, то есть, сословию чиновников, которые преследуют только общий интерес. Чиновники избираются, а любая «сфера — город, цех (действительна) в управлении своими собственными делами». [143] Там же.

Однако есть вопросы, которые оказываются важнее всех этих особенностей. Какие качества наследственной монархии оправдывают ее почетное положение в философии духа? Каким образом эта форма государственности осуществляет принципы, руководившие построением данной философии? На наследственную монархию Гегель смотрел как на христианское государство par exellence или, в более строгом смысле, как на христианское государство, возникшее в ходе немецкой Реформации. Для него такое государство было воплощением принципа христианской свободы, возвещавшего независимость внутреннего мира человека и его равенство перед Богом. Гегель считал, что без этой внутренней свободы внешняя свобода, которую, как предполагалось, должна утвердить и защитить демократия, оказывается совершенно бесполезной. Для него немецкая Реформация стала великим поворотным пунктом в истории, начавшимся с возвещения о том, что индивид подлинно свободен только тогда, когда он осознает свою неотчуждаемую автономию. [144] Там же. С. 363. Протестантизм утвердил такое самосознание и показал, что в сфере общественной реальности христианская свобода предполагает подчинение и повиновение божественной иерархии государства. Мы коснемся этого подробнее, когда приступим к рассмотрению «Философии права».

Надо ответить еще на один вопрос, затрагивающий всю структуру гегелевской системы. Исторический мир, насколько он создан, организован и сформирован сознательной деятельностью мыслящих субъектов, представляет собой сферу духа. Однако дух достигает полной реализации и существует в своей истинной форме только тогда, когда предается свойственной ему деятельности, а именно искусству, религии и философии. Таким образом, эти области культуры представляют собой окончательную реальность, сферу последней истины. Гегель убежден: абсолютный дух живет только в искусстве, религии и философии. Все три сферы обладают одним и тем же содержанием, но в разных формах: искусство постигает истину с помощью простой интуиции (Anschauung), в осязаемой и потому ограниченной форме; религия в постижении истины выходит за пределы такого ограничения, но постигает ее только как «простое утверждение» и веру. Философия постигает ее через знание и обладает ею как своей неотчуждаемой собственностью. С другой стороны, эти сферы культуры существуют только в историческом развитии человечества, а государство представляет собой его окончательную стадию. Но какова в таком случае связь между государством и сферой абсолютного духа? Распространяется ли господство государства на искусство, религию и философию или, наоборот, ограничивается ими?

Эта проблема часто обсуждается. Подчеркивается, что позиция Гегеля претерпела некоторые изменения, что сначала он склонялся к тому, чтобы вознести государство над сферами культуры, но потом привел их в равновеликое соответствие и даже подчинил государство этим сферам, а затем вернулся к начальной позиции, то есть к главенству государства. Существуют явные противоречия в высказываниях Гегеля по этому вопросу, причем даже в рамках одного философского периода. Во втором издании «Йенской реальной философии» он заявляет, что абсолютный дух «сначала есть жизнь народа вообще. От этого ему надлежит освободиться»; [145] Там же. С. 365. [146] Там же. С. 375. более того, он добавляет, что с помощью искусства, религии и философии «абсолютно свободный дух ... создает теперь другой мир — мир, который имеет облик самого духа, где его дело завершено в себе, и он достигает созерцания себя как себя».31 В противоположность этим высказываниям в своем анализе взаимосвязи религии и государства Гегель говорит, что выше всех стоит правительство, дух, знающий себя как всеобщую сущность и всеобщую действительность...» [147] 31 Там же. С. 379. Кроме того, государство он называет «действительностью царства небесного». «Государство — есть дух действительности; то, что в нем обнаруживается, должно соответствовать ему». [148] Там же. С. 382. Смысл этих противоречий и их возможное разрешение можно прояснить только через осознание определяющей роли истории в системе Гегеля. Здесь мы попытаемся дать лишь предварительное пояснение.