Герберт Маркузе - Разум и революция [Гегель и становление социальной теории]

Однако его суверенитет должен отличаться от суверенитета абсолютистского государства: существенной частью государственной власти должен стать народ. [291] ‘ Там же. С. 434. Поскольку современная экономика основывается на раскрепощенной деятельности индивида, его социальную зрелость надо утверждать и поощрять. В этой связи примечательно, что особой критике Гегель подвергает то положение королевской конституции, где речь идет об ограничении избирательных прав. Согласно предложению короля, во-первых, из состава депутатов исключались государственные служащие, представители духовенства, а также врачи, и, во-вторых, для получения права голоса требовалось обладать недвижимым имуществом, приносящим не менее двухсот гульденов ежегодного чистого дохода. Гегель прежде всего заявляет, что когда государственные служащие лишаются возможности стать членами народной палаты, это приводит к крайне опасной ситуации, так как именно они, будучи по профессии и образованию государственными деятелями, могут наилучшим образом отстаивать общие интересы в противовес частным. Он заявляет, что в таком обществе любое частное предпринимательство по самой своей природе заставляет индивида противостоять сообществу.

«Земельные собственники, ремесленники и предприниматели, и вообще все люди, располагающие каким-либо имуществом или имеющие определенную профессию, заинтересованы в сохранении гражданского порядка, но при этом их непосредственная цель ограничена сферой частных интересов». [292] Там же. С. 442.

Они готовы и хотят делать для общего как можно меньше. Гегель добавляет, что дело здесь не в нравственности, не в особенностях характеров каких-либо индивидов, а в самой «сущности вещей», [293] * Там же. С. 443. в природе этого общественного сословия. Ему может противостоять устойчивая бюрократия, максимально удаленная от сферы экономической конкуренции и в силу этого способная служить государству без какого- либо вмешательства со стороны частного предпринимательства.

Рассуждение о принципиальной роли бюрократии в государстве занимает существенное место в политической мысли Гегеля. Историческое развитие подтвердило его выводы, хотя в совершенно неожиданной для него форме.

Гегель отвергает и второе ограничение в избирательном праве, а именно оговорки, связанные с наличием собственности, поскольку именно собственность и заставляет индивида противостоять всеобщему, оставляя его в узах своего частного интереса. Согласно Гегелю, наличие собственности — это абстрактное требование, которое не имеет ничего общего с человеческими качествами. Он утверждает, что политическое влияние, основанное на простом количестве недвижимости, — это печальное наследие Французской революции; в конце концов, надо перестать рассматривать его как критерий привилегий или по меньшей мере оно больше не должно рассматриваться как единственное состояние, открывающее доступ к «одной из самых важных сфер деятельности». [294] Там же. С. 449. Упразднение имущественного ценза как необходимого условия для получения политических прав не ослабит государство, а, наоборот, укрепит его, так как наличие сильной бюрократии поставит это государство на гораздо более прочную основу, нежели ту, которую могут предоставить интересы относительно мелких собственников.

Описывая борьбу между королем и сословиями Вюртемберга, Гегель называет ее борьбой между «разумным государственным правом» (уегпиепШдев Б1а- а1вгесЫ) и традиционным положительным правом. [295] Там же. С. 472. [296] Там же. С. 474. Положительное право превращается в отживший свой век свод старых привилегий, на вечном соблюдении которых настаивают только потому, что до сих пор они соблюдались столетиями. Гегель утверждает, что «положительное право может быть с полным основанием отменено, если меняется основа, которая служила условием его существования».11 У старых сословных привилегий столько же оснований заявлять о себе в современном обществе, сколько их у «человеческих жертвоприношений, рабства, деспотизма феодалов и множества других позорных обычаев». [297] Там же. Они были упразднены как «права» , и со времени Французской революции исторической реальностью стал разум. Признание прав человека упразднило старые привилегии и утвердило «определенное законодательство, правительство и аппарат управления» «в качестве постоянных регуляторов». [298] Там же. С. 459. В то же время мы видим, что рациональный порядок, о котором Гегель здесь говорит, постепенно утрачивает революционное содержание и сообразуется с требованиями современного ему общества. Теперь он предполагает самые серьезные ограничения, в рамках которых это общество может оставаться разумным, не будучи отвергаемым в своей основе. Революционный террор 1793 г. Гегель расценивает как горькое предостережение, суть которого заключается в том, что существующий порядок надо защищать всеми возможными средствами. Правителям надо «восстановить в памяти опыт последних двадцати пяти лет, вспомнить о страшной опасности, сопутствовавшей созданию новых конституций и попыткам преобразовать действительность в соответствии с идеей».м

В целом Гегель поддерживает стремление сформировать действительность в соответствии с идеей. Эта высшая привилегия человека и единственный способ реализовать истину. Однако когда такая попытка начинает угрожать самому обществу, первоначально провозгласившему ее человеческой привилегией, Гегель предпочитает сохранять существующий порядок при любых обстоятельствах. Для того чтобы показать, как беспокойство за судьбу существующего порядка объединяет даже самые непохожие друг на друга философии, мы можем снова процитировать Гоббса: «Положение человека всегда связано с тем или иным неудобством», но «величайшие стеснения, которые может иногда испытывать народ, едва чувствительны по сравнению с теми бедствиями и ужасающими несчастьями, которые являются спутниками гражданской войны...» «Всегда надо отдавать предпочтение существующему долгу и как можно лучше хранить его и считаться с ним, ибо делать что-либо тяготеющее к его ниспровержению значит противиться как праву природы, так и праву положительному. [299] Там же. С. 433. [300] Гоббс Т. Левиафан // Избр. проиэв. в двух томах. М ., 1964. Т . 2. С . 143.

Нельзя уличать гегелевскую систему в непоследовательности, видя, как авторитет, облаченный во всеобщее, бросает тень на индивидуальную свободу и как рациональное в конечном счете предстает в обличии существующего общественного порядка. Кажущаяся непоследовательность отражает историческую истину и движение тех антагонистических противоречий индивидуалистического общества, которые превращают свободу в необходимость, а разум — в авторитет. Своею актуальностью гегелевская «Философия права» в значительной степени обязана тому, что ее основные понятия впитывают и сохраняют в себе противоречия этого общества, следуя им до конца, каким бы горьким тот ни был. Это работа реакционна лишь настолько, насколько реакционен общественный порядок, который в ней отражается, и настолько же она прогрессивна.