Герберт Маркузе - Разум и революция [Гегель и становление социальной теории]

Некоторые из самых серьезных недоразумений, бросающих тень на «Философию права» , можно устранить, просто обратив внимание на то, какое место это произведение занимает в системе Гегеля. В нем речь не идет о культуре в целом, так как область права — это только часть сферы духа, а именно та часть, которую Гегель называет объективным духом. Короче говоря, в нем не рассматриваются культурные реалии, искусство, религии и философии, в которых, с точки зрения Гегеля, воплощается окончательная истина. Место, которое «Философия права» занимает в гегелевской системе, не позволяет рассматривать государство, являющееся наивысшей реальностью в области права, как наивысшую реальность во всей системе в целом. Даже весьма выразительное обожествление государства, к которому прибегает Гегель, не может завуалировать тот факт, что он решительно подчиняет объективный дух абсолютному, а политическую истину — истине философской.

О содержании книги рассказывается в предисловии, и в нем часто усматривают выражение крайнего раболепия перед Реставрацией и безусловной враждебности ко всем либеральным и прогрессивным тенденциям эпохи. Осуждение Гегелем Якоба Фриза, одного из руководителей мятежного германского молодежного движения, его защита Карлсбадских решений (Karlsbader Beschluesse) (1819) со всеми их гонениями на любое либеральное действие и высказывание (на которые в ту пору необоснованно навешивали до злоупотребления расхожий ярлык «демагогических»), апология сильной цензуры, призыв к подавлению академической свободы и ограничению любых начинаний, направленных на формирование по-настоящему представительного правительства, — все это приводится в подтверждение выдвигаемого обвинения. Конечно, личная позиция Гегеля, которую он тогда занял, не находит никакого оправдания, однако, в ракурсе сложившейся исторической ситуации, и особенно, позднейшего политического развития, эта позиция и все предисловие в целом приобретают совершенно иное значение. Вкратце рассмотрим природу демократической оппозиции, критиковавшейся Гегелем.

Истоком движения послужило разочарование, охватившее мелкую буржуазию после войны 1813-1815 гг. Освобождение германских государств от французского владычества сопровождалось абсолютистской реакцией. Обещание признать политические права народа, а также мечта об обретении адекватной конституции, остались неосуществленными. В ответ началась интенсивная пропаганда, призывающая к политическому объединению германской нации, пропаганда, в которой было немало либеральной враждебности по отношению ко вновь утвержденному деспотизму. Однако поскольку высшие классы сумели сохранить свою собственность в структуре абсолютизма, поскольку никакого организованного рабочего класса не существовало, демократическое движение в значительной степени выливалось в бессильное мелкобуржуазное негодование. Оно ярко выразилось в программе академических студенческих корпораций (Burschenschaften), а также у их предшественников, гимнастических обществ (Turnvereine). Велись многочисленные разговоры о свободе и равенстве, однако свобода воспринималась как привилегия для одной лишь тевтонской расы, а равенство означало общую бедность и нужду. На культуру смотрели как на достояние богатых и удел инородцев, как на то, что создано для развращения и расслабления народа. Ненависть к Франции сопровождалась ненавистью к евреям, католикам и «благородным». Движение призывало к истинно «германской войне», дабы Германия смогла раскрыть «преизбыток здоровья своего народа» . Искали «спасителя», который сумеет объединить Германию и которому «народ простит все грехи». Сжигали книги и проклинали евреев. Считали, что движение выше законов и конституции, потому что «для правого дела нет никакого закона». [301] См .: Trietschke Н . von. Deutsche Geschichte im Neunzehnten Jahrhundert. 1886. Bd II. S. 383-443, особенно S. 385, 391, 427, 439. Предполагалось, что государство надо строить снизу, благодаря одному лишь энтузиазму масс, тогда как сословное устроение государства и общества должно уступить «естественному» единству народа (Volk).

Во всех этих демократических лозунгах нетрудно признать идеологию фашистского Volksgemein- schaft'a. По сути дела, между исторической ролью Burschenschaften с их расизмом и антирационализмом и национал-социализмом гораздо больше общего, чем между последним и позицией, занятой Гегелем. В своей «Философии права» Гегель защищал государство от нападок этой псевдо-демократической идеологии, в которой усматривал более серьезную угрозу свободе, чем в продолжавшемся правлении законных властей. Нет никакого сомнения в том, что его работа усиливала позиции этих властей и тем самым способствовала утверждению уже победившей реакции, однако, спустя относительно короткое время, она стала орудием, направленным против нее, потому что государство, о котором думал Гегель, управлялось нормами критического разума и законами, с одинаковой силой действовавшими повсюду. Он говорит, что разумность закона — жизнеутверждающий элемент современного государства. «Закон ... тот признак, по которому можно отличить ложных братьев и друзей так называемого народа». [302] Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 50. Мы увидим, что Гегель не оставлял эту тему в своей зрелой политической философии. Нет понятия, менее совместимого с фашистской идеологией, чем то, которое основывает государство на всеобщем и разумном законе, гарантирующем соблюдение интересов каждого индивида независимо от того, с какими обстоятельствами связан его естественный и социальный статус.

Более того, гегелевская критика демократически настроенных противников Реставрации неразрывно связана с более острой критикой реакционных представителей органической теории происхождения государства. Критику «народного движения» (Volksbewegung) Гегель осуществляет в контексте полемического рассмотрения работы К. Л. Галлера «Восстановление науки о государстве» (Restaraution der Staatwissenschaft»), впервые опубликованной в 1816 г. и оказавшей большое влияние на немецкий политический романтизм. В ней Галлер рассматривал государство как естественную данность и в то же время как порождение божественной воли. Исходя

из этого, он считал, что господство сильных над слабыми не нуждается в оправдании, что это свойственно любому государству и, кроме того, отвергал любое истолкование государства, согласно которому оно представляет институционализированные права свободных индивидов и является субъектом притязаний человеческого разума. Позицию Галлера Гегель характеризует как «фанатизм, слабоумие и лицемерие».18 Если предположить, что естественные ценности, а не ценности разума, являются основополагающими государственными принципами, тогда случай, несправедливость и зверь, живущий в человеке, приходят на смену разумным нормам человеческой организации.