Герберт Маркузе - Разум и революция [Гегель и становление социальной теории]

По мере приближения революции 1830 г. во Франции стали усиливаться экономические кризисы и классовые стычки. «К 1826 г. стало очевидно, что народ и монархия движутся в противоположных направлениях; монарх готовился к утверждению деспотизма, тогда как народ двигался в сторону революции».'3 В лекциях ученика Сен-Симона С. Базара, читанных в эти годы, доктрина его учителя превращается в радикальную критику существующего социального порядка.

Базар исходит из основополагающей предпосылки, согласно которой философия должна быть тождественна социальной теории, общество определяется структурой его экономического развития и только рациональная социальная практика в конечном счете создаст подлинную общественную форму, ориентированную на удовлетворение человеческих потребностей. С точки зрения Базара существующая форма общества больше не соответствует прогрессу и гармонии. Он клеймит промышленную систему как эксплуататорскую, как последний по порядку, но далеко не по значимости пример «эксплуатации человека человеком», проявляющейся во всей истории цивилизации. Промышленная система во всех своих отношениях сформирована неизбежной борьбой между пролетариатом и собственниками средств и орудий производства.

«Сегодня вся масса рабочих эксплуатируется теми, чью собственность она использует... Вся тяжесть этой эксплуатации падает на рабочий класс, то есть на безмерное множество рабочих. При таких условиях рабочий становится прямым потомком раба и крепост- [537] Рге(1епск В. Аш, КеасПоп апс! ЯеуЫтюп. Ые\у Уогк, 1934. Р. 230Г ного. Как личность он свободен и больше не привязан к земле, но на этом его свобода заканчивается. В этом состоянии юридической свободы он может существовать только при условиях, навязанных ему тем небольшим классом, который законодательство, рожденное из права победителя, облачило монополией богатства и властью распоряжаться орудиями труда по своему праздному усмотрению». [538] Doctrine Saint-Simonienne. Exposition. Paris, 1854. P. 123f.

Таким образом, позитивизм Сен-Симона превратился в свою противоположность. В своих первоначальных выводах он прославлял либерализм, но теперь ему стало ясно, что система, лежащая в основе этого либерализма, содержит в себе семена своей собственной гибели. Вслед за Сисмонди Базар показывает, что накопление богатства и распространение бедности с сопутствующими этому кризисами и усилением эксплуатации являются следствием той экономической организации, в которой общественное распределение труда осуществляется «капиталистами и собственниками». В процессе производства «каждый предоставлен своим замыслам», и не существует никакого общего интереса или коллективного усилия, направленного на то, чтобы объединить множество работ и управлять ими. Когда «орудия труда используются обособленными индивидами», подвластные случаю и силе промышленные кризисы становятся неизбежными. [539] Ibid. P. 137.

Итак, согласно Базару «в результате принципа неограниченной конкуренции» социальный порядок стал всеобщим беспорядком. [540] 15 Ibid. P. 145. Прогрессивные идеи, с помощью которых капиталистическое общество первоначально оправдывало свою социальную структуру, идеи всеобщей свободы и счастья в рамках рационального жизненного уклада могут осуществиться только благодаря новой революции, «которая, наконец, покончит с эксплуатацией человека человеком во всех ее коварных формах. Эта революция неизбежна, и до тех пор, пока она не совершится, все пылкие и нескончаемые фразы о заре цивилизации и славе нашего века останутся лишь словами, возносимыми ради выгоды привилегированных эгоистов». [541] 1 Ы (1. Р . 125. Институт частной собственности должен упраздниться, ибо, если эксплуатации надлежит исчезнуть, исчезнет и структура собственности, с помощью которой эта эксплуатация воспроизводится. [542] 1Ыа Р. 127.

В «Изложении учения Сен-Симона» находят отражение социальные потрясения, вызванные развитием индустриализма в эпоху Реставрации. Во время этого периода началось распространение машинного производства (особенно на текстильных фабриках) и концентрация промышленности. Однако Франция переживала не только рост промышленности и торговли, восхвалявшийся в ранних сочинениях Сен-Симона, но и противоположные тенденции. В 1816-1817, а также в 1825-1827 гг. всю систему потрясли мощные кризисы. Объединяясь, рабочие громили машины, принесшие им столько бед и безработицы. «Не было никакого сомнения в том, что формирование крупной промышленности оказало неблагоприятное воздействие на рабочего. Домашнее земледелие пострадало от фабричной конкуренции. Внедрение машин привело к появлению дешевого женского и детского труда, а это в свою очередь привело к снижению заработной платы. Переселение в города привело к обострению жилищной проблемы, и вместе с повальным отсутствием здоровой пищи это способствовало формированию очагов рахита и туберкулеза. Эпидемические заболевания, наподобие эпидемии холеры, случившейся в 1832 г., особенно пагубно отражались на рабочих. Нищета порождала пьянство и проституцию. Смертность в промышленных центрах была гораздо выше средней, особенно среди детей». [543] Sie Н . Franzoesische Wirtschaftsgeschichte. Jena, 1936. Bd II. P. 244.

Правительство обрушило на рабочих репрессии. Закон Ле Шапелье, принятый в 1789 г., запрещал рабочим создавать собственные организации. Теперь на подавление забастовок вызывались войска, а зачинщики подвергались длительному тюремному заключению. Свобода рабочих все сильнее ущемлялась. [544] Ibid. P. 250-251. «Высказывая готовность обрушить на рабочих всю мощь государства, власти проявляют крайнюю терпимость по отношению к предпринимателям». В 1829 г. корабельные собственники Гренвиля объединились с целью понижения заработной платы морякам. Признав эти действия противозаконными, суд и морское министерство не приняли никакого решения, боясь, что «матросы могут быть доведены до мятежа». [545] Ibid. P. 251-252.

Такие события показывали, что экономический процесс или характерные для него факторы пронизали всю совокупность общественных отношений и овладели ими. А. Смит и Д. Рикардо рассматривали этот процесс в ракурсе специальной науки, где богатство, бедность, труд, стоимость, собственность и все прочие характерные для него моменты предстают как строго экономические условия и отношения, выводимые из экономических законов или объясняемые с их помощью. Сен-Симон положил экономические законы в основу всего общественного развития. Однако теперь, начав строить социальную теорию на экономической основе, его соотечественники и социалистические преемники вносят изменения в концептуальный характер политической экономии. Она перестает быть «чистой» специальной наукой и превращается в интеллектуальную силу, разоблачающую антагонизмы современной структуры общества и указывающую путь к их разрешению. Кроме того, товарный мир перестал восприниматься в свете его собственного овеществления. Когда, например, Сисмонди, возражая Рикардо, утверждает, что «политическая экономия — наука не счетная, а нравственная», речь идет не о том, чтобы оставить научные критерии и вернуться к нравственным, но о том, что экономическая теория должна иметь своим средоточием человеческие потребности и желания. [546] 33 Sismondi S. Nouveaux principles d’economie politique. Paris, 1827. Vol. I. P. 313. В конечном счете, такое утверждение Сисмонди близко той тенденции, которая заявляет о себе у Гегеля, когда социальной теории он дает философское объяснение. Гегель пришел к мысли, что, будучи историческим этапом в саморазвитии человечества, общество должно истолковываться как тотальность человеческих отношений с учетом той роли, какую оно играет в реализации разума и свободы. Именно это философское истолкование социальной теории превратило последнюю в критическую теорию политической экономии, потому что как только она стала рассматриваться в свете разума и свободы, господствующая форма общества предстала как совокупность экономических противоречий, порождающих иррациональный и основанный на рабстве порядок. Так как философское истолкование природы общества несло соответствующий критический заряд, любой разрыв между философией и социальной теорией акцентировался для того, чтобы ослабить эти критические мотивы, выводившие философские понятия за пределы существующего положения вещей. Прудон видел, какую роль разум играет в апологетических выводах экономической теории и считал, что ее последующее сведение на нет всякого принципа действия имеет своей причиной «отделение философии от политической экономии». «Философия, — писал он, — это алгебра общества, а политическая экономия — применение этой алгебры». Философия была для него «теорией разума». [547] Proudhon. Systeme des contradictions economiques. Paris, 1923. Vol. II. P. 392f. Следуя этому начинанию, Прудон характеризует социальную теорию как «согласие между разумом и социальной практикой» [548] Ibid. P. 391. и, определяя предмет социальной теории, большое внимание уделяет всеобъемлющей области ее применения; она касается «всей жизни общества» со «множеством ее последующих проявлений» [549] Ibid. Vol. I. P. 73. , и, таким образом, выходит далеко за рамки специальной экономической науки.