Олег Поль - Остров Достоверности

И как Бог проникает мир троической энергией, исходящей, по нашей схеме, из центра и на периферии, побуждающей вещество к игре, так человек, помещенный между Богом и тварью, касается Бога святостью и проникает всю тварь гениальностью, участвует в славословии Бога с ангелами и играет вместе со стихиями. Это единство божественной и человеческой действенности и есть собственно религиозное единство. Оно стало возможным после того, как во Христе соединились навсегда, неслитно и нераздельно Бог и человек.

56. Святая София — изначальное единство Бога и человека; Иисус Христос — завершающее. Игра Премудрости Божьей вначале истории мира была предварением и обещанием иной игры — вечной игры Христа и человеков с тварью. Игра чистой фантазии Святой Софии создала образы грядущего царства; после трагического отклонения, после падения вселенной и восстания ее через Христа, в будущем веке осуществится уже не фантастическая, а литургическая игра вселенной — это завершение истории.

57. В моей схеме, по-видимому, не находится места для чаши таинственной вечери. Но на самом деле вся схема есть чаша. Весь круг, начертанный мною, все Царство Божие есть единая чаша, наполненная новым играющим вином и хлебом таинственным, сшедшим с небес. Это — трапеза, в которой принимают участие Бог и тварь. Это — брачный пир, где тварь приобщается через человека внутрибожественному пиру любви Св. Троицы. Пить из этой чаши — значит принять в сердце свое Бога и вселенную.

58. В Царстве Небесном стихия рода преодолена и вместо единства рода воцаряется единство собора. Вместо родов в Царстве Небесном — соборности. И вместо игры родовой там игра соборная. Это и есть литургическая игра. Существование в человечестве двух полов тоже имеет значение для этой небесной игры. И разделение полов там имеет значение не в их отношении к роду, к продолжению рода, а в их отношении к собору, к собранию всей вселенной в литургическом действе. Проникновение в души существ в интуиции гениальности свойственно мужчине, но лишь через женственное начало; ибо своеобразное вседержительство небесной женщины в том, что она входит мягко и осторожно в душу каждого существа, без борьбы и увещаний поселяется в каждом существе, обуславливая собранность вселенной в человеке; и, войдя в каждое существо, она открывает путь к мужественной гениальности. И обратно, быть не только началом соборности твари, но и восходить к божественному славословию святости женщина способна благодаря мужественной святости.

Спаситель должен был быть непременно мужественным человеком; но литургия между небом и землей не могла бы осуществиться без Матери Божьей.

59. Когда воскрес Спаситель, жены мироносицы, идя на гроб, приняли от ангела радость благовещения о Царстве Небесном. Это была та же радость, которую принес Деве Марии Архангел Гавриил, возвещая рождение Христа. Мироносицы удивились. В удивлении легко постигается в первом впечатлении истина. В лице жен мироносиц мир получил первое впечатление от Царства Небесного, осуществленного воскресением Христовым.

С тех пор прошло много лет. Люди в большинстве своем забыли это первое впечатление. Но по мере того, как мир приближается к концу и становится видно грядущее Царство Небесное, это первое впечатление возвращается уже как последнее впечатление. Это — умопостигаемое настроение Царства Небесного. Это — взор Святой Софии. Вселенная, которая существует, движется к столкновению со вселенной грядущей, и очертания последней становятся различимы.

Это настроение есть настроение предзакатной тишины. Это настроение ожидания чего-то катастрофически значительного, что должно произойти в самом строе вселенной.

60. Условия спасения, в которые ставит людей эта эпоха, труднее, чем до нее. Ибо приходит в упадок аскетика, как личная, так и соборная, а этим люди предоставляются сами себе. Злые силы, предвидя скорую отмену всего хозяйства природы, то есть всех господствующих в падшей вселенной законов, стремится уязвить Церковь с той ее стороны, которой она касается законов этого мира со стороны аскетики. Ведь в аскетике, как было указано выше, есть некая доля научности и хозяйственности. И прежде всего враги спасения стремятся разрушить аскетику соборную, как более связанную законами вещественного мира. Однако, так как метафизические преобразования, которые совершает усилие человекас помощью Христовой, определяются не здешними достижениями, а внутренним напряжением, то подобает не оставлять личной аскетики ни в каких условиях. Общественная аскетика может сойти на нет, может быть плохой общественный строй, поощряющий все страсти, может угаснуть религиозное искусство, может даже вовсе прекратиться общее богослужение, но личная аскетика останется, хотя и станет весьма трудна.

Но так как Бог ценит именно это напряжение человека, Он идет к нему навстречу и одаряет его щедрыми дарами, хотя человек и не совершил никаких подвигов. Дары эти незаметны, они не сияют так, как сияли духовные дарования древних святых; их мало кто и замечает. А между тем нельзя не изумляться тому, что наиболее глубокий подход личности к личности, детскость и удивление, стремление к аскетической великолепной любви между мужским и женским полом, мистика души мира и Премудрости Божьей открывается в эпоху наибольшей ярости мрачных сил, торжествующих победу. В момент наибольшего огрубения мира он вдруг становится наиболее прозрачным и сквозь него можно зреть отдаленно тайны Царства Божия.

61. Видимое поражение Христа было на самом деле Его победой. Так и в конце истории будет момент видимого поражения Церкви, но на самом деле это будет Ее победа. Уничтожение всего церковного строя, разгром вселенской Церкви будет предварением воскресения вселенной; рассеяние Церкви в видимом мире будет предварением собрания всей вселенной в Царстве Божьем.

62. Весь путь нашего исследования есть постепенное припоминание рая, есть пробуждение от темного сна, есть восхождение на гору умозрения, откуда издали можно различать очертания Небесного Иерусалима.

Мир говорит нам, христианам: забудьте ваш рай, бросьте пустые мечты о каком-то невидимом граде. Всеми силами добиваются, чтобы мы забыли Его, высмеивают Его как царство скуки, глубокомысленно объясняют историко-генетическим методом, как и откуда произошло это странное учение. Но мы, христиане, помним, мы невольно вспоминаем и на протяжении сотни лет запечатлеваем свои воспоминания то в архитектуре, то в философии, вообще во всех отраслях творчества; а святые, всецело последовавшие Христу, помнят еще яснее, без творческих исканий и мучительных припоминаний: «Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя».