Олег Поль - Остров Достоверности

46. Когда в мир приходит новый народ, новая культура, ее первое дело — построение храма, где дух стремится не потерять себя, сохранить верность идее Божьей среди этого грешного и полного соблазнов мира. Оттого-то первое искусство новой культуры есть архитектура. Когда же культура близится к смерти, последнее творение ее — философская система, где дух находит опорув натиске сомнений, следующих за ослаблением внутреннего огня духа.

Культура входит в мир храмом и исходит философской системой. И храм, и философская система строятся для одной цели: для молитвы. Философия ведь тоже храм, только невещественный. В ней тоже подобает молиться. Только для этого она и создается.

47. Различие же между храмом и философской системой следующее. Храм своими стенами ограждает нас от внешнего мира. Расписанные фресками стены его, как и возвышающийся до купола иконостас, как и роспись свода купола окружают стоящего в храме как бы предварением будущего райского пространства, дают созерцанию цветоносную среду, заполненную символами тайн Царства Небесного. Так действует архитектура. Деятельность философии и похожа на нее, и вместе с тем не похожа. Чтобы яснее представить отличие философской системы от храма, вообразим себе, что мы стоим посреди храма и из этой середины опускаем перпендикуляры на ее плоскости, встречаемые нашим взором; пронизываем их тончайшими золотисто-радужными лучами, подобными тем. какие мы видим, когда смотрим на горящую свечу прищурив глаза. Это — лучи умозрений. Они устремляются сквозь поверхности символических созерцаний вдаль, теряясь в глубинах умозрения тайн сущностей. Одни лучи проходят через свод купола, восходя к престолу Божию, другие исчезают за восемью стенами храма, погружаясь в умозрения сонмов небожителей и душ четырех стихий вселенной; наконец, и вниз падает широкий луч, пытаясь побороть мрак преисподней… Вот этот-то пук лучей умозрений и есть философская система. Ведь понятий, отдельных от предметов, не существует; и потому философ не может строить здания из понятий, как из камней, ибо понятия, с коими обращается философ, суть лучи постижения сущностей. Посмотри еще раз на пламя свечи, прищурив глаз: лучи то сокращаются, то удлиняются, но направление их не изменяется, пока не повернешь головы. Так и лучи умозрения созерцающего философскую систему то простираются вдаль, внезапно погружаясь в тайну той или иной сущности, то растерянно (или боязливо?) подбираются назад и исчезают, это зависит от его сил и склонностей; но сама система направлений всякому изучающему дана одинаково, и она-то и есть собственно философская система. Поэтому философия, если можно так выразиться, метафизически перпендикулярна архитектуре. Она — это переливающийся ореол лучей, играющее прохладное пламя, светящееся в воздухе посреди цветоносного храма, там, где скрещиваются взоры святых, устремленные со стен, со звуками отраженных в куполе и от полукружий сводов, алтарных абсид, песнопений и возгласов, и отсюда сквозь невесомую роспись стен посылающее прямолинейные молнии мысли во всю вселенную.

48. Полнота всех искусств — богослужение, совершаемое в храме перед святыми иконами через искусство слова по подчиненным ритму сло;ва напевам. И философия имеет почетное место в этом соединении искусств, но лишь как система догматики. И только когда слабеет непосредственно постигающая вера, философия расширяется и становится системой мысленного знания.

49. Искусство слова, как я указывал, есть важнейшее из искусств. Ни одно искусство не может его заменить, оно не может обойтись без них всех. таким образом есть одно основное искусство и четыре вспомогательных. Как только какое-либо из вспомогательных искусств дерзнет занять место основного, так происходит отклонение от подлинной мистики, мистики слова к лживой прелести. Таких отклонений согласно четырем искусствам, можно насчитать четыре. Вот их перечень:

1. Уклонение в живопись. О нем уже была речь в великой аскетике, где оно было подробно упомянуто, как прелесть в тесном смысле этого слова. Это уклонение состоит в том, что вместо молчаливого призывания имени человек начинает создавать в воображении яркие символические образы и упивается их созерцанием, забывая, что это только чувственные символы, а не сами постигаемые личности. Это уклонение может породить соответственную живопись, в которой потеряно будет аскетическое великолепие фигур, вещающее об их небесной символичности, вытесненное грубо телесной манерой письма, и даже скульптуру подобного же рода.

2. Уклонение в музыку. О нем тоже было кратко упомянуто в великой аскетике. Этот вид заблуждения у подвижников именовался по преимуществу «мнением». Состоит оно в том, что человек начинает наслаждаться красотой своих молитвенных переживаний, оставляет трепетное молчание перед изрекаемым словом, восхищаясь внутренней песнью своей души, которую принимает за божественное желание и любовь. Он забывает, что любовь — радость о бытии другого, а не услаждение своими чувствами. При этом нет необходимости, чтобы в душе слышалась песнь, ибо ведь и звуки суть символы. Уклонение уже в том, что внимание поглощено переливностью личных настроений, хотя бы они еще и не выливались в звуки. Это уклонение может породить соответственную музыку, в которой от голоса будут требовать почти органного звучания, о слове же забудут вовсе.

3. Уклонение в архитектуру. Оно состоит в том, что архитектурная стройность и завершенность, составляющие свойства Царства Небесного, незаконно предполагаются уже обретенными в этом мире, в результате чего теряется сознание трагизма судьбы мира, теряется потребность борьбы ради Небесного Града. Это иллюзия «архитектурного благополучия» на земле, соблазн религиозного быта. Внимание поглощается всеми теми внешними окружениями духовного подвига, которые я отнес к архитектуре: храмом, утварью, книгами, архитектурными движениями поклонов, строгими формами одежды и т. д.

4. Уклонение в философию. Оно состоит в том, что человек ограничивается признанием догматов, а может быть даже целой системой мысли, окружающей и метафизические догматы. Это — соблазн ограничиться религиозными убеждениями без религиозной действенности. Таким образом существует четыре вида отклонений от подлинной аскетики, которые можно представить в общей схеме.

(рис.)

Соблазн религиозного быта

Соблазн воображения

Истинная аскетика слова и молчания

Соблазн личных переживаний

Соблазн голых убеждений

Следует заметить, что истинная аскетика слова и молчания трудна и преуспевающие в ней крайне редки. Соответственно этому и из четырех видов прелести два ближайшие к истинной аскетике — соблазн воображения, как и соблазн чувства — встречаются значительно реже, чем соблазны успокоения в найденных формах религиозного быта и удовлетворение признанием религиозных истин. Два последних соблазна распространены чрезвычайно широко.