Константин Захаров - Метафизические заметки

Абсолютное бытие включает в себя все, исключая лишь то, что относится к небытию (то, чего нет); оно довлеет себе и ограничено лишь собой (т. е. ничем не ограничено = ограничено ничем, или небытием). Поскольку его природа требует проявления (т. е. того, что отличает его от небытия) и нет никакого «вне», где оно могло бы проявиться, оно может проявиться только «внутри», и потому его изначальное единство (представляющее собой вневременное и внепространственное сверхбытие, отличное и от небытия, и от проявленного бытия, — божественное «ничто» немецкого мистика Мейстера Экхарта) дробится, порождая множественность (возможно, примерно так, как это описывает неоплатонизм или — со своей стороны — физические теории Большого взрыва и инфляционной Вселенной); т. е. оно условно обособляется и индивидуализируется в каждой из множества порождаемых им единиц (вспомним библейское «по образу и подобию»; также приходит на ум более современное сравнение с голограммой). Одной из них и является «я».

Итак, «я», будучи непосредственной манифестацией бытия как такового, выражением его неисчерпаемого динамизма, погружаясь в реальность человеческой жизни, проходит через нее без ущерба для себя, но приобретает иной характер активности, соответствующий пережитому опыту. Можно сказать, что оно приобретает своего рода память об этом опыте. Однако обычно под памятью мы понимаем нечто другое, что более явно отражает подробности нашей жизни, с чем мы в значительной мере идентифицируем свою личность и утраты чего боимся.

Мнение о том, что память — это основа личности, во многом справедливо. Однако память, как и личность, существует в двух ипостасях. Истинной личностью, обладающей свободой воли, является наше «я»; человеческая же личность — лишь ее временная оболочка, своеобразный интерфейс с окружающим миром. Соответственно, истинная память — та, что носит активный характер, т. е. сохраняет «энергию» события, — формируется внутри «я», и она действительно задает его основные инварианты. Кроме того, есть память о событиях, происходящих вокруг «я», которая по сути нам не принадлежит и представляет собой существующие в пространстве прошлого взаимосвязи «я» с внешним миром. Содержимое этой памяти само по себе достаточно нейтрально по отношению к нашей личности (ведь на самом деле для нас важна не столько фактическая сторона событий, сколько вызываемая ими реакция сознания, которая у каждого происходит по-своему), тем не менее мы всячески за него цепляемся и ассоциируем этапы развития своей личности с его событийным рядом. Это так же естественно и неизбежно, как и возникающая в описанном выше эксперименте ложная привязанность сознания к «поддельной» руке. Нечто похожее происходит в сознании людей, бережно хранящих, например, какие-нибудь безделушки в память о важных для них событиях. И все же такая привычка нередко кажется странностью и чудачеством. Возможно, потому, что в глубине души мы понимаем: материальные предметы существуют вне нас и обладают собственными, независящими от нас свойствами, и если какой-либо из них служит неким символом для одного человека, то другой человек, взглянув на этот предмет или взяв его в руки, не сможет испытать те же чувства, что и первый. Т. е. память заключена не в предметах, а в нашем сознании. Однако сделать следующий шаг и признать, что наши насыщенные предметами и событиями воспоминания, в свою очередь, имеют лишь символическое значение и являются внешней оболочкой истинной памяти, для нас не так просто.

Память, которую можно назвать событийной, хранит в себе также наиболее явственный отпечаток нашей человеческой личности. Очевидно, что далеко не все помнящиеся нам события важны или приятны для нас (некоторые, пожалуй, мы предпочли бы забыть и никогда не вспоминать). То же самое можно сказать об отдельных чертах нашей личности, которые, кажется, только искажают ее подлинную суть. (Надо думать, немногие искренне согласятся со словами Василия Розанова: «На мне и грязь хороша, потому что это — я». Видимо, и сам он вкладывал в эту фразу в основном художественный смысл, не предполагающий буквального прочтения.) Таким образом, и наша память, и наша личность представляют собой в некотором роде тусклое стекло, через которое едва проглядывает наше настоящее «я» и через которое оно получает отрывочные и не всегда верные сведения о мире. По сути, они (память и личность) образуют знаменитую платоновскую пещеру, в которую заточена человеческая душа.

Память вообще довольно странно устроена. Мы не помним о том, что было с нами до рождения, но мы также не помним всех подробностей происходившего несколько дней или даже мгновений назад; однако некоторые из этих подробностей могут внезапно вспомниться впоследствии. Естественно предположить, что биологические структуры памяти определенным образом ограничивают возможную активность «я» — и с точки зрения наших жизненных задач это представляется вполне разумным. Но это лишь временное ограничение: в мире материальных форм не существует такой темницы, стены которой способны удерживать «я» вечно.

Впрочем, назвать земную жизнь темницей было бы большим преувеличением. Многое из того, что в ней случается, заключает в себе важный положительный опыт, позволяющий нам постичь и усвоить те принципы, на которых зиждется гармония бытия. Очевидно, что подобный опыт имеет непреходящее значение и, вероятно, информация о нем в полной мере сохраняется «я». В целом, каждое жизненное событие оставляет свой след, все вносит свой вклад в эволюцию «я», оказывая влияние на характер его дальнейшего движения, и через это получает экзистенциальное оправдание и приобщается к истинному бытию.

В нашем материальном мире только «я» обладает постоянством и свободой движения, напоминающей о самодвижении материи. Это указывает на то, что по своей сущности «я» родственно движущим силам материи и в иерархии бытия находится близко от его основ. Между тем все окружающие нас материальные объекты — от микро- до макроуровня — являются сложносоставными, имеют неустойчивую структуру и подвержены разрушению. По большому счету, про них нельзя сказать, что они действительно существуют: существование не является их постоянным и неотъемлемым свойством (подлинно существует лишь то, что их образует).

Нас поистине окружает царство иллюзии, майи. То, что кажется обособленным и грубо материальным (камень, дерево, Солнце, наше тело и проч.), на деле подобно узорам буддийской мандалы, составленным из песка, которые может смешать и развеять порыв ветра. И наоборот, наше «я», которое представляется зыбким и нематериальным, как бы растворенным в сознании и теле человека, в действительности сохраняется, невзирая на изменения, и прочно укоренено в бытии. Это именно оно, словно волшебный фонарь, придает реальность и живость всему, что попадает в круг его света, само же остается в тени. Интенсивность наших ощущений питается его энергией.