Роджер Скрутон - Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых [litres]

Левое движение в германоязычных землях выросло, как и во Франции, между войнами, на почве катастрофического поражения в Первой мировой войне. Оно привело к одновременному исчезновению Германской и Австро-Венгерской империй и унизительному мирному договору, который наложил сеть произвольных границ на территорию Восточной Европы и гарантировал тем самым странам Центральной Европы нестабильность на ближайшие годы. Два наиболее влиятельных немецких левых мыслителя первой половины XX в. были высокообразованными выходцами из высшего общества. Теодор Адорно (1903–1969) начал свой путь, будучи музыкально одаренным ребенком, изучал музыкальную композицию во Франкфурте и затем в Вене, у Берга. Он защитил докторскую диссертацию по философии Эдмунда Гуссерля и зарекомендовал себя как рьяный защитник радикального модернизма в музыке. Дьёрдь Лукач (1885–1971) был писателем и философом, который ко времени своей смерти считался главным левым литературным критиком мирового масштаба и ведущим представителем неомарксистской социальной теории. Он также выступал главным выразителем «марксистского гуманизма», который позднее выкристаллизовался в идеях представителей Франкфуртской школы. Ни одно описание истории левого движения в Германии не может обойти стороной эти ключевые фигуры, и именно поэтому я начинаю с них.

Друг писателей, музыкантов, художников и философов, Лукач полностью принадлежал к тому миру, которому суждено было скоро исчезнуть. Он мало что или почти ничего не ценил в австрийском наследии: приторное величие Штрауса и Гофмансталя, ностальгию Йозефа Рота, спонтанный порядок Хайека и идеи Витгенштейна, визионерский взгляд на сексуальный хаос в сочинениях Музиля и картинах Климта и Шиле – все это оставляло его равнодушным. Он испытывал разве что страстное желание избавиться от этих архаизмов наряду с законами и обычаями, которые их подпитывали.

Презрение к общественным реалиям, без сомнения, не было присуще исключительно Лукачу. Похожие настроения можно встретить в работах многих его австро-венгерских современников: в нигилистической сатире Карла Крауса, в экспрессивной атональности оперы «Ожидание» Арнольда Шёнберга, в холодной архитектуре Адольфа Лоза и бессмысленных законах и должностях из сочинений Кафки. Однако Лукач придал этим настроениям новый и опасный поворот, вынеся их за пределы умозрительных рассуждений и связав с тем, что случилось в Сараево. Поэтому, хотя самоликвидация империи Габсбургов нашла свое отражение в душе многих его современников, Лукач добавил ложку дегтя со своей стороны. Ничего в реальности не имело для него смысла. Лишь будущее стоило того, чтобы за него бороться, и оно принадлежало пролетариату. Задача критики состояла в том, чтобы изобрести пролетариат и сделать его подлинным инквизитором культуры.

Не Лукач создал социалистическую критику культуры. Как он сам не раз признавал, это была излюбленная идея Ленина. Тем не менее Лукач был первым выразителем этой концепции, достаточно образованным для того, чтобы взрастить ее и собрать плоды, которые заслужили бы доверие тех, для кого культура оставалась секулярным источником подтверждения своей правоты. Когда радикальная университетская публика 1960-х годов начала искать авторитеты, которые оправдали бы их критический настрой, они обратились именно к Лукачу. Он не только составил первый заслуживающий внимания марксистский список современной литературы, но и изобрел новую обличительную схему, согласно которой культура занимала центральное положение в «мировой борьбе» между революцией и реакцией. Он показал своим литературным последователям, что их интеллектуальный интерес совпадает с универсальной целью пролетариата: ликвидацией реакционных элементов. Короче говоря, он обосновал существование культуры для марксистов, продемонстрировав, как ее можно критиковать в марксистских терминах. И тем самым предоставил ключевые концепции Адорно и мыслителям Франкфуртской школы – концепции, которые позднее составили основной арсенал «марксистского гуманизма».

Отец Лукача был богатым еврейским банкиром, которого император пожаловал дворянским титулом. Он использовал свое влияние, чтобы добиться привилегий для сына, включая его освобождение от военной службы во время Первой мировой войны. Лукач посвятил свою затянувшуюся юность философии и литературе. Наряду с классиками марксизма он внимательно изучал работы анархо-синдикалиста Жоржа Сореля, чья апология насилия произвела на него сильное впечатление и впоследствии часто использовалась для оправдания революционного террора. Он вступил в Венгерскую коммунистическую партию вскоре после ее основания в 1918 г. и занимал пост заместителя наркома просвещения в недолго просуществовавшей Венгерской советской республике. Позднее Лукач с удовлетворением оглядывался на героические деяния того времени, когда им была начата кампания по выдворению всех некоммунистических профессоров из венгерских университетов. Лукач должен был вернуться к этой работе по возвращении из Москвы после Второй мировой войны, влившись в новую коммунистическую административную машину, где нес ответственность за осуждение некоммунистических писателей и интеллектуалов и запрет на публикацию их сочинений. Отчасти благодаря Лукачу важнейший венгерский философ XX в. – Бела Хамваш – был уволен с должности библиотекаря и вынужден был работать на электростанции, занимаясь неквалифицированным трудом.

Бежав из Венгрии в Вену в 1919 г., Лукач всерьез занялся писательской карьерой, опубликовав в 1923 г. программный сборник эссе «История и классовое сознание». Он активно сотрудничал с другими участниками коммунистического движения, проживавшими тогда в австрийской столице, в частности с Виктором Сержем и Антонио Грамши (см. далее, гл. 7). Вызванный в Москву в 1930 г., он провел военные годы, работая в Институте марксизма-ленинизма. Лукач стал одним из немногих венгерских коммунистов, переживших сталинские чистки, во многом благодаря тому, что выступил с осуждением каждого подпадавшего под них, включая себя самого.

Неудивительно, что репутация Лукача в Венгрии сегодня не так высока, как в Париже в 1968 г. Но представители его школы: Агнеш Хеллер, Ференц Фехер, Дьёрдь Маркуш, Янош Киш и многие другие – по-прежнему передают посыл «марксистского гуманизма», работая на комфортных позициях в левых университетах за границей либо – после 1989 г. – в самой Венгрии. Отчасти благодаря влиянию Лукача на венгерскую политику правое правительство избирается в этой стране уже два раза подряд 2/ 3голосов. Причина этого не особые заслуги Виктора Орбана и его партии «Фидес», а ужас перед альтернативой, которая до сих пор пронизана кипящим ресентиментом Лукача.