Роджер Скрутон - Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых [litres]

Революция, согласно Грамши, не есть неизбежность, которая сметет нас, а действие , предпринятое героическими индивидами. Более того, это действие, к которому можно стремиться, не пачкая рук на заводе. Вы можете спокойно занимать любую удобную должность и в то же время работать над падением буржуазной гегемонии, не забывая наслаждаться ее плодами. Такая философия чрезвычайно полезна для интеллектуала, чьи взгляды и пыл встретили бы жесткую реакцию за стенами университета. Она естественна для участников студенческой революции. Добавьте к этому зачаровывающую дихотомию «коммунизм против фашизма», проиллюстрированную героической жизнью Грамши, и картина завершена. Найден враг, определены методы «борьбы», и предложена теория, доказывающая, что вы можете участвовать в схватке наравне с героями, даже не вставая из-за письменного стола.

Но все это, хотя и может понравиться ищущим «безболезненного праксиса», вызывает серьезные сомнения в верности Грамши марксизму. Разве он не предлагает просто новое классовое общество с партией в роли «царя-философа» и интеллектуалами, пользующимися привилегиями, которыми когда-то обладали их «буржуазные» предшественники? Повсюду в «Тюремных тетрадях» Грамши пытается дать ответ на этот вопрос, утверждая, что, во-первых, интеллектуалы не являются классом, а во-вторых, в силу своей просветительской роли они будут приняты массами, поэтому любое принуждение исключено [109] См., к примеру, принципиально важный текст «Формирование интеллигенции»: [Gramsci, 1957, p. 118–125; Грамши, 1959 б , с. 457–466]. .

Ни один из этих аргументов не внушает доверия. А извилистые пути, которыми рассуждает о них Грамши, едва ли могут скрыть тот факт, что он это понимает. Теория Грамши предполагает отказ от экономического определения класса, выдвинутого Марксом. Она подразумевает признание того факта, что существуют коллективные агенты, обладающие властью, которой Маркс наделял классы, и в то же время единством цели , которое может приписываться интеллектуальной элите. Более того, способность правящего класса с помощью духовенства склонять массы к признанию своего владычества была именно одной из черт старого, «классового общества», которое Грамши желал разоблачить и разрушить до основания.

Чем же в этом отношении новое жреческое сословие отличается от старого? Почему для масс лучше господство интеллектуальной элиты, а не честных буржуа? Теория «партии как государя» совершенно ясно показывает: коммунистическое будущее подразумевает сосредоточение огромной власти в руках тех, кто назначен «управлять вещами». Утверждать, будто власть не осуществляется над массами просто потому, что они согласны признать правление партии и взаимодействовать с ней, – значит пасть жертвой идеологической иллюзии, сравнимой с верой в божественное право королей.

Справедливости ради, такие вопросы не обсуждаются Грамши в «Тюремных тетрадях» с тем усердием, которое требуется для ответа на них. Как минимум, он хоронит их в литературной неясности, позволяющей уверовавшим в марксизм найти для себя любой ответ, который им сейчас нужен. Но интересно взглянуть на первоначальную теорию партии Грамши. Его ранние работы показывают, что он понял две важные истины. Во-первых, есть интеллектуалы, которые являются активными противниками коммунизма. Во-вторых, есть немало неинтеллектуалов, которые готовы пойти за ними, срывая таким образом планы Коммунистической партии.

Грамши придумал класс, к которому могут принадлежать эти непокорные люди. И поскольку их нужно было напрочь исключить из безупречных «масс», они должны были стать членами «буржуазии». Так родился миф о «буржуазной» природе фашизма. Однако было очевидно, что низшие слои общества скорее готовы следовать за интеллектуальным конкурентом Грамши – Муссолини, чем за самим Грамши. Исходя из этого, определение фашизма было немного пересмотрено: теперь оно классифицировалось как «мелкобуржуазное» движение:

Что такое итальянский фашизм? Это бунт низшего слоя итальянской буржуазии, состоящего из бездельников, невежд и авантюристов, которым война дала иллюзию, будто они на что-то сгодятся и для чего-то с ними обязательно нужно считаться. Ими движет состояние политического и морального упадка… [110] Gramsci A. 1967. Politica Fascista // Socialismo e fascismo. L’Ordine Nuovo (1921–1922). Torino: Einaudi. P. 167–168. – Примеч. пер.

Таким образом, Грамши положил начало стандартным коммунистическим отговоркам: широкое народное движение, которое является антикоммунистическим, никак не может быть «массовым». В то же время государственный переворот коммунистической интеллигенции всегда поддерживается массами, какой бы ни была оппозиция по своей сути и размаху и сколь бы малы ни были «массы» на самом деле. Движения вроде фашизма – это «мелкобуржуазные» движения. Аналогично левые историки описывают приход к власти Гитлера. Ведь совершенно очевидно, что рабочий класс не мог поддержать начинания, которые привели к такому кошмару.

Джеймс Джолл пишет, будто Грамши был убежден в том, что фашистский режим не имел классовой основы (а значит, не являлся подлинно «революционным») [Joll, 1977, p. 58]. Напротив, если следовать рассуждениям Грамши, то именно потому, что фашизм пришел к власти, у него должна быть такая основа. Он даже дал имя этому чуждому классу. Несмотря на то что последний включал большинство итальянцев, следовало считать его чем-то в значительной мере отличным от «масс»: простой оппозиционной «фракцией», которая в результате «борьбы» будет надлежащим образом ликвидирована. И он изучал организацию партии, которая под руководством интеллектуала привела этот класс к власти.

Таким образом он усвоил урок фашистов, урок «корпоративизма», который является подлинным прообразом его теории «гегемонии». Общество, как понял Грамши, состоит из тысяч небольших институтов, ассоциаций, форм общения и отзывчивости. Охватить их все и навязать им – при сохранении гегемонистской власти, которую они содержат, – железную дисциплину партийного руководства – вот в чем секрет политики. Именно благодаря этому фашисты пришли к власти и впервые с момента рождения современного итальянского государства люди объединились ради общей цели. Она придавала дисциплину и сплоченность массе последователей, а передовой партии, управлявшей ими, – могущество и идейность.

Короче говоря, теория «Тюремных тетрадей» – это концепция самого настоящего фашизма. Эта сила предвосхитила амбиции Грамши, воплотив их чужими руками. Когда в ранней статье [111] Цитируется в книге: [Joll, 1977, p. 33]. (Имеется в виду: Gramsci A. 1915. Dopo il congresso socialista spagnolo // Il Grido del Popolo. No. 590 (13 novembre). – Примеч. пер. ) Грамши описал пролетариат как идеальное единство, фасцию, он лелеял в своих мечтах именно ту форму общественного порядка, которая позднее была достигнута его соперником. Философия праксиса, столь похожая на «философский динамизм» Муссолини и так же, как и он, попавшая под влияние апологии насилия Жоржа Сореля, сохраняет свое воздействие на интеллектуала именно потому, что сулит как власть над массами, так и мистическое слияние с ними. Но таково обещание фашизма, и если левым постоянно необходимо определять фашиста как главного врага, то не нужны никакие дальнейшие объяснения. Разве есть лучший способ скрыть свои намерения, чем приписать их своему врагу?