Реймон Арон - Опиум интеллектуалов

И может быть, несмотря на свое отвращение, он закончит согласием, если опыт покажет неудачу либеральных методов в политике и экономике. Ни одна европейская страна не проходила фазу развития, которую в настоящее время переживают Индия и Китай одновременно при представительном и демократическом режиме. Нигде за многие годы, когда население сильно увеличилось и в предместьях городов возникали заводы, где строились железные дороги – нигде не было сочетания личных свобод, всеобщего избирательного права и парламента. Известны режимы цезаризма – всеобщее избирательное право с абсолютной властью одного человека. Известны парламентские режимы, но с цензовой избирательной системой и аристократической ассамблеей, известны конституционные монархии. Соприкосновение цивилизаций вызвало такую попытку, как в Индии: демократическая парламентская республика, которая пытается соединить всеобщее избирательное право, главенство закона и пятилетние планы.

В глаза бросаются трудности. В наше время демократический режим предполагает свободу мнений для всех объединенных интересов, профсоюзов или партий, он запрещает правительству принимать случайные решения. В Европе представительные институты призваны ограничивать или замещать монархию, они предполагают смену сильной власти. В Азии они занимаются заменой абсолютной, колониальной или императорской власти, но крушение власти обнаружило пустоту, которую Республика Индия или Индонезия должны заполнить. Однако редко строится государство, подчиняющееся нормам либеральной демократии.

Экономическая задача, стоящая перед дипломированными правителями стран Азии, достаточно трудна. Элиты независимых наций почти единодушно принимают императив экспансии, означающий индустриализацию, а следовательно, еще больше увеличение продовольственных ресурсов. С левого европейского фланга они заимствуют особую склонность к социалистическим системам, иногда согласованную с ситуацией: было бы неправильно рассчитывать на частные предприятия в стране, где не существует предпринимателей , где богатые получают удовольствие от баснословных трат. Но так же неправильно нацеливать их на планирование при отсутствии статистики и компетентных специалистов, пересчитывать благосостояние, обязанное своему изобилию долларам, если правительства неспособны начать строительство, чтобы принять инвестиционные капиталы.

В Азии, как и во Франции, интеллектуалы имеют тенденцию сталкивать идеологии, имеющие универсальные притязания. Они противопоставляют частную и общественную собственность, рыночные механизмы плановым вместо того, чтобы конкретно анализировать национальные особенности страны с целью определить, в какой степени тот или иной метод мог бы соответствовать обстоятельствам. Не более чем имитация действующего английского парламентского режима не принесет Индии или Индонезии гарантий эффективной демократии, перенесение методов американского капитализма или либерализма не отвечает требованиям экономического развития в так называемых развивающихся странах. Какими бы ни были их заимствования извне, народы сами будут создавать свое будущее.

За точку отсчета будет взята главная теория о фазах экономического роста. Маркс искал возможность привязать последовательность этих фаз к преобразованиям режимов. К сожалению, он внушил систему, вдохновленную фактами, известными в его эпоху и опровергнутыми последующей историей. Социалистическая система, в том смысле, который придают ей коммунисты, не является больше необходимым условием созревания, якобы необходимого для ускоренной индустриализации.

Теория, которая не убедительна ни в одной фазе созданной системы, покажет, какими будут проблемы, которые предстоит решать. Она оставит много места для борьбы мнений, таких стремлений интеллектуалов, которые в ХХ веке будут с трудом совместимы с условиями стран, недавно получивших независимость и еще не вышедших из бедности.

Интеллектуалы останутся прогрессистами и будут продолжать видеть альтернативу демократическим методам только в форме методов насилия и жестокости. Однако они не углублялись в британский лейборизм, при котором исповедуется та же философия, что и в Индии, но годовой доход на душу населения превышает семьсот международных единиц. Служба бесплатного здравоохранения в Индии была бы даже непредставима. Страховка против безработицы для бедных происходила бы за счет более сильных, принося будущее в жертву настоящему. Бедные общества не могут подчинить производство равному распределению благосостояния. Не потому, что неравенство благоприятно для производства. Наоборот, чрезмерная роскошь богатых – это одновременно и экономический, и моральный позор. Законы, гарантирущие безопасность меньшинству работников, занятых на заводах, случайно выбранных среди миллионов незанятых, заранее были бы экономической ошибкой. Если речь идет о ценностях, возможностях или отдаленном будущем, наука не запрещает состязания идей, она делает их актуальными действительности. Она защищает интеллектуалов от тоски по прошлому и от напрасного бунта против настоящего: заставляет мир думать, прежде чем появится намерение изменить его.

Никакая азиатская страна не испытывала такой гордости за свою историю и культуру, как Китай. И никого так не унижали на протяжении целого века. Но не потому, что он был завоеван: Китай не завоевали, по крайней мере его отстранили от трона маньчжуры. Опиумная война, разграбление Летнего дворца, иностранные концессии, введенные под угрозой артиллерии, – все это оставило злопамятный след, который не скоро изгладится. С момента взятия власти коммунисты уничтожили христианские коммуны. Может быть, любое сильное правительство поступило бы так же, но иным способом.

Традиционное учение поддерживало вековой порядок, прежде всего моральный и общественный. Конфуцианство оправдывало приближение к власти просвещенных людей для исполнения административных и государственных функций. Крушение империи повлекло за собой крах идеологии. Восстановление буддизма или индуизма происходило под наблюдением варваров и под защитой Indian civil service ( Индийской государственной службы ). Может последовать и обновление конфуцианства, но оно не вернет Китаю статуса великой державы.

Интеллектуалы, непосредственно связавшие себя с коммунизмом до 1949 года, были в значительном меньшинстве. Авторитет русской революции начиная с 1920 года вызвал присоединение к ней некоторых просвещенных людей, не слишком разбиравшихся в других революционных идеях, пришедших из Европы. Долгие годы войны, постепенное развращение Гоминьдана, инфляция, суровость полицейского режима подтолкнули интеллигенцию к союзу с Мао Цзэдуном.