Реймон Арон - Опиум интеллектуалов

По обе стороны железного занавеса национальные чувства все еще сильны. В странах народной демократии ненавидят русское доминирование. У французов легко вызвать раздражение против американской «оккупации». Европейское Оборонительное сообщество было признано нецелесообразным, поскольку оно транслировало наднациональной организации некоторые функции суверенитета стран, входящих в него. Активный коммунист строго следует инструкциям из Москвы. Он игнорирует военные события 1939–1940 годов, присоединяется к Сопротивлению в 1941 году, но партия заполучила миллионы новых членов в тот период, когда интересы Франции совпали с нуждами Советского Союза.

Национальное чувство остается и должно оставаться связующей основой коллективных сообществ, тем не менее националистическая идеология в Западной Европе была осуждена. Идеология предполагает, по-видимому, систематическое формирование фактических интерпретаций, желаний, прогнозов. Интеллектуал, желающий считать себя, по сути, националистом, должен толковать историю как перманентную борьбу государств-хищников или пророчествовать мир между независимыми нациями, уважающими друг друга. Сочетание революционного национализма и макиавеллистской дипломатии в доктрине Морраса не могло бы сохраниться при ослаблении европейских государств.

И, конечно, необходимо, чтобы правители умели постоять за интересы и права страны против посягательств со стороны сильных и наглых союзников. Можно ли восхищаться преходящим величием сообщества, если оно не в состоянии иметь свою оборонную промышленность? В общей сумме военных расходов атлантического альянса американский вклад в оборонный бюджет составляет три четверти. Изоляция, нейтралитет, межблоковые игры иногда бывают возможными, но они всегда легитимны, они не дают повода для идеологических преобразований. В нашем веке человеческий закон не позволяет иметь в качестве руководящих кадров нацию второго порядка.

Соединенные Штаты и Советский Союз могли бы обладать гордостью для доминирования в мире и волей для завоеваний. Национализм этих стран отличается от национализма европейских стран, связанных с родной землей, культурой и языком. Гражданство в царской и советской России напоминает гражданство Соединенных Штатов, где проживают люди разных рас, цветов кожи и различных языков. Предрассудки, связанные с цветом кожи, тормозят достижение неграми равенства, обещанного американской конституцией. Но, если чернокожие не прислушиваются к коммунистическим призывам, причина этого – то самое главное обязательство, записанное в конституции. За пределами Соединенных Штатов, за исключением последних нескольких лет XIX и в начале ХХ века, не признавали европейский тип капитализма с его желанием экспансии и перманентной борьбой государств. Гражданство вносит меньший вклад в культуру, вросшую своими корнями в историю, чем приобретенный образ жизни.

Советский Союз продолжил традиции царизма, открывавшего высокопоставленным лицам из некоренных народов доступ в аристократический круг имперского государства. Благодаря Коммунистической партии это поддерживало единство многонациональной элиты. Взамен предоставления советского гражданства представителям многочисленных национальностей от них требовалась лояльность государству и принятие господствующей идеологии, не отказываясь от своего происхождения.

Две великие державы пришли к соперничеству вследствие вакуума их могущества после окончания Второй мировой войны при создании наднациональной системы. Преобладание в НАТО Соединенных Штатов, поставлявших союзным войскам вооружение, стало единственным уравновешивающим моментом советского блока. Маршал Рокоссовский был командующим в Польше, поскольку советские руководители сомневались в польской благонадежности, а советские войска стояли в сердце Германии. Огромная территория, ставшая любимой темой теоретиков Третьего рейха, представляла собой две стороны железного занавеса, но только в военном представлении .

Сомнительно здесь использовать имперский термин. Нет ни малейшего намека на атлантический патриотизм, и почти не верится, что советско-русский будет широко распространяться в странах-сателлитах, кроме небольших коммунистических территорий. Теоретически наднациональная система, объединенная триумфом общей веры, отступается сама от себя при изоляции одних стран от стран народной демократии. Не намного легче стало путешествовать из Румынии в Польшу, чем из Польши во Францию. Москва организовала обмен товарами между Китаем и Восточной Германией, но создала множество препятствий для перемещения людей. Странам народной демократии придается подобие независимости, но каждая из них замыкается в пределах собственных границ, как будто государство, созданное для тотального планирования, должно быть закрытым, даже по отношению к своим союзникам.

Так же, как господство другой расы или другого языка, чрезвычайные неравенства условий существования находятся в противоречии с духом новых времен. Чудеса науки придавали нищете скандальный характер. Несомненно, что промышленность должна была вскоре устранить пережитки тысячелетней бедности. Будет отличаться только выбор средств. Идеал общественного сообщества колеблется между моделью равновесия, создаваемой всеми, но не являющейся объектом осознанной воли, и моделью процветания для всех, благодаря всеобщему плану и ликвидации эксплуататоров.

Либерализм и социализм продолжают внушать свои утверждения и вдохновлять борьбу мнений. И становится все более неудобно преобразовывать такие предпочтения в доктрины. В западном мире имеется множество социалистических институтов. Но чтобы реально улучшить положение людей, больше нельзя рассчитывать на коллективную собственность или планирование.

Технический прогресс не оправдал надежд: вероятно, в нашем веке он будет развиваться еще быстрее. И может быть, через несколько лет или десятилетий прогресс преодолеет ограниченность в продовольствии. Но мы лучше знаем эту цену и ограничения. Технократические общества часто бывают воинственными, они избавляют человека от оков бедности и слабости, подчиняют миллионы трудящихся логике крупносерийного производства и стремятся превратить человека в материал.

Ни оптимист, воображающий себе братство с помощью изобилия, ни пессимист, представляющий абсолютную тиранию, воздействующую на сознание с помощью инструментов коммуникации и пыток, не были опровергнуты всем опытом ХХ века. Диалог между ними, начавшийся еще во времена появления первых заводов, продолжается и в наше время. Он не принимает вид идеологической дискуссии потому, что каждая из оппонирующих сторон больше не относится ни к одному классу, ни к одной партии.