Чарльз Талиаферро - Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней

Мы ни в коем случае не отрицаем, что синтетическая истина может быть открыта чисто интуитивными методами точно так же, как с помощью рационального метода индукции. Но мы говорим, что каждая синтетическая пропозиция, каким бы способом мы ее ни получили, должна подлежать проверке актуальным опытом.

Мы не отрицаем a priori , что мистик способен открывать истины с помощью своих особых методов. Мы ожидаем услышать, каковы пропозиции, в которых воплощены его открытия, чтобы увидеть, проверяются они или опровергаются нашими эмпирическими наблюдениями 42.

Айер допускает, что мистическая «интуиция» может быть средством, «открывающим» «истины». Он продолжает настаивать на том, что эти истины должны «проверяться» или «опровергаться нашими эмпирическими наблюдениями», но почему же нельзя считать сам опыт мистика экспериментальной верификацией? Если понимать «эмпирическое» достаточно широко, почему a priori нужно исключать мистическое? Выступая в защиту религиозных переживаний, Г. Х. Прайс обращает внимание на то, как человек может достичь определенных переживаний, подтверждающих религиозную веру. В работе «Вера» он пишет:

Мы, безусловно, называем «духовным человеком» (отвратительное словосочетание, но другое трудно подобрать) не просто человека, знающего то, что другие не знают. Тем не менее, согласно нашему допущению, у такого человека есть переживания, которых нет у недуховных людей. И хотя эти переживания не являются целиком и полностью когнитивными, считается, что они предоставляют ему свидетельство в пользу некоторых значимых пропозиций, свидетельство, которое недуховный человек получить не может. С теистической точки зрения, это свидетельство касается существования и атрибутов Бога и в особенности пропозиции, гласящей, что Бог нас любит. Более того, можно было бы сказать, что опыт духовного человека обеспечивает его лучшим пониманием самого теистического мировоззрения: он понимает лучше, чем остальные из нас, что имеется в виду, когда говорят, что есть Бог, Который создал мир, и что Он любит каждого из нас, в том числе тех из нас, кто отрицает Его существование или думает, что бессмысленно говорить, что Он существует [864].

Ответ Прайса на секулярный эмпиризм Айера мог бы выглядеть следующим образом: Айер разрабатывает «эмпиризм того, у кого было мало опыта» [865]. Привлекательность предложенного Нильсеном опровержения «садовника» Флю, «дрогулуса» Айера и бестелесного автора звездного письма отчасти объясняется их странностью и бессмысленностью. Сравните их с характеристиками религиозного опыта у Рудольфа Отто, упомянутыми в шестой главе. Более полное, более сочувственное описание религиозного опыта и веры помогало противостоять позитивистской критике.

Во-вторых, рассмотрим критику бестелесности, описанную ранее. Формы материализма, популярные в ХХ в., элиминировали ментальную жизнь или сводили ее к исключительно физическим состояниям или активности. Но эта точка зрения не стала господствующей. Первые критики позитивизма не были материалистами, они защищали реальность сознания как чего-то нефизического и, таким образом, недоступного публичному наблюдению, требуемому верификационистом. В число этих философов входили: Х. Д. Льюис, А. С. Юинг, Ч. A. Кэмпбелл, Дж. Харрисон, Р. Суинберн и Дж. Р. Лукас [866]. Их аргументация принимала различную форму, но популярностью пользовались мысленные эксперименты наподобие картезианских, рассмотренных во второй главе. Суинберн сочинил рассказ о телесном человеке, постепенно теряющем свое тело. Поскольку его описание казалось осмысленным, «невидимый садовник» Флю выглядел все менее внутренне противоречивым. Вот пространный мысленный эксперимент Суинберна:

Представьте, что вы, например, постепенно выходите из состояния опьянения алкоголем или наркотиками, при этом ваше мышление остается столь же последовательным, что бы люди ни делали с вашим мозгом. Представьте также, что вы перестаете страдать, испытывать боль и волноваться, хотя продолжаете осознавать, что происходит с тем, что называлось вашим телом. Постепенно вы начинаете осознавать, что происходит не только с вашим собственным телом, но и с другими телами и материальными объектами в любой точке пространства – во всяком случае в той мере, чтобы всегда правильно отвечать на вопросы о данных объектах; на эту способность не влияют люди, препятствующие доступу к ним, например, выключая свет, лишая таким образом агентов, полагающихся на зрение, возможности видеть, или закрывая эти объекты в комнатах, не позволяя тем самым агентам, полагающимся на тактильный контакт, ощупывать их. Также вы начинаете видеть мир с любой выбранной вами точки зрения, возможно, одновременно, а возможно, и нет. Вы можете говорить и шевелить руками, но обнаруживаете, что способны двигать все, что вам угодно, в том числе и руки других людей (хотя, если вы шевелите чужими руками, сами их хозяева, как правило, отрицают свою ответственность за эти движения). Кроме того, то, что вы говорите, можно услышать на любом расстоянии, без использования каких-либо материальных объектов. Однако, несмотря на открытие у себя таких странных способностей, в прочих отношениях вы остаетесь все тем же – думающим, рассуждающим, а также желающим, надеющимся и боящимся. Можно было бы сказать, что вам не на что надеяться, нечего хотеть или бояться – но это не так. Вы бы, вполне вероятно, надеялись на то, что эти странные способности не исчезнут, или боялись бы, что люди не будут вас любить. Даже если бы вы могли контролировать их мысли, вам, возможно, захотелось бы, чтобы они любили вас добровольно, а не по вашему принуждению, и вы боялись бы, что это желание не осуществится. Ваши надежды были бы естественными желаниями, в которых вы бы признавались себе и которые можно было бы заметить по чувствам радости и облегчения в том случае, если бы они исполнились, и печали, если бы они не были реализованы. Вы бы думали и рассуждали, подобно многим людям, разговаривая сами с собой. Конечно, каждый может таким образом считать, что становится вездесущим духом. Следовательно, такая сущность, по-видимому, логически возможна. Если оппоненты все еще не могут разобраться в этом описании, то сторонникам должно быть ясно, как его сделать более понятным [867].

Суинберн справедливо называет свой мысленный эксперимент «странным», и можно было бы добавить – концептуально неестественным, но если он логически возможен, тогда ответ на возражение Кая Нильсена получен.

Если мы допускаем концептуальную возможность человека, не являющегося с необходимостью тождественным материальному объекту (как будто человек не мог бы существовать, не будучи телом), то мы в состоянии ответить на возражение Хепберна (процитированное выше) по поводу когерентности представления о том, что Бог находится «за пределами мира». Теизм не предполагает, что Бог находится за пределами мира в пространственном отношении; считается, что Бог вездесущ, он находится везде, но не тождественен миру. С этой точки зрения Бог не тождественен какому бы то ни было метеору, комнате или птице (примеры Хепберна), но Он творчески сохраняет их, познает их, и так далее. Что касается допущения (упомянутого выше), согласно которому нефизическое существо не может действовать, то почему мы должны считать, что оно более правдоподобно, чем окказионалистский тезис (Глава II), гласящий, что между материальными телами нет прямой причинной связи? В данном случае теисты могли бы использовать более широкую юмовскую трактовку причинности, которая априорно не исключает подобных отношений [868].