Йоран Терборн - Города власти. Город, нация, народ, глобальность

Это монументальный национализм, вдохновляющийся, очевидно, двумя сверхдержавами холодной войны, которую считали закончившейся. Намного больше здесь всего от посткоммунистического национализма. Увековечены в памятниках концентрационные лагеря Казахстана и страшный голод, вызванный коллективизацией 1930-х годов. Создан большой ансамбль памятников национальным защитникам, которые, с одной стороны, посвящены Второй мировой войне и защите СССР от нацистской Германии, а с другой – казахским воинам-кочевникам, которые воевали с русскими (в царские времена). Национальная независимость увековечена двумя большими памятниками: один 2008 г. – это высокая колонна, увенчанная орлом, с фигурой президента Назарбаева у основания, другой 2011 г. – в форме триумфальной арки. В полном согласии со сталинской традицией многие организации и здания названы в честь президента. Ленина в начале 1990-х годов убрали и заменили казахским поэтом Абаем; с улиц исчезли Маркс и советские руководители. Любопытно, что статуя коммунистического руководителя 1980-х годов Динмухамеда Кунаева, уволенного Михаилом Горбачевым за коррупцию и неосмотрительно замененного русским руководителем (прежде чем этот пост перешел к Назарбаеву), сохранилась на одной из главных улиц города.

Однако этот национализм – лишь один из элементов идеи Астаны. С самого начала город понимался также в качестве глобалистского проекта, включающего его «особую экономическую зону» с льготными корпоративными налогами. Определенная часть элементов городского национализма была на самом деле отдана на субподряд. Первая большая мечеть на государственной аллее (Нур-Астана) – подарок Катара. Палата депутатов построена одной турецкой фирмой – Астана является частью Турецкого содружества государств в области архитектуры и городского планирования, – тогда как здание сената подарено Саудовской Аравией.

На небольшой реке построили плотину, увеличив ее до ширины Темзы или Сены и создав прогулочную зону на набережной. После первого комплекса национальных зданий, которые не произвели на меня особого впечатления, когда я впервые посетил город в 2005 г., Астана Назарбаева взяла курс на глобалистские решения и глобальную систему образов, включая соблазнительные предложения имидж-капитализма – «виллы загородного клуба», «английский квартал» и «Европолис». Нормана Фостера подрядили на два больших проекта. Первый – Дворец мира и согласия, пирамида с многочисленными числовыми символами, которая намного лучше выглядит издали, чем вблизи и изнутри; она выполняет функцию форума для межрелигиозных встреч, что было одним из крупных международных проектов Назарбаева [724]. Второй – Хан Шатыр, стандартный глобалистский торгово-развлекательный центр с бассейном внутри и пляжем из мальдивского песка, а также бросающимся в глаза куполом или прозрачным шатром 150 м высотой. Этим зданием завершается на западе правительственная ось (через реку стоит президентский дворец). Последними по времени крупными строительными проектами стали новый торговый центр Абу-Даби Плаза, создаваемый на деньги стран Персидского залива, и здание Всемирной выставки ЭКСПО-2017, спроектированное чикагской фирмой Адриана Смита и Гордона Гилла.

В Астане было построено множество броских постмодернистских зданий, в основном культурных или спортивных. Некоторые из лучших зданий этого ряда были спроектированы местным архитектором Шоханом Матайбековым, главным архитектором города в 2005–2007 гг. [725]

Своим избыточным блеском Астана показывает прежде всего возможность переплетения национального и глобального. Это по-прежнему разные вещи, но они могут и совмещаться. Ранее мы уже отмечали мудрость азиатской концепции глобализации как активного глагола. Глобализация в Азии была национальным выбором политических и бизнес-лидеров. Руководители и архитекторы Астаны оказались намного хитрее проектировщиков небоскребов в Мехико или Джакарте, и именно по этой причине они с большей убедительностью демонстрируют то, как могут сосуществовать глобалистская экономика и националистическая политическая символика.

Сегодня для режима Назарбаева наступили непростые времена. Длительный сырьевой бум закончился, и люди, явно недовольные новыми долгосрочными договорами по аренде государственных земель иностранцами, вышли весной 2016 г. на протестные акции. Типичный для посткоммунизма поворот к религии не помешал появлению воинствующего исламизма. Вряд ли можно сказать, что Всемирная выставка ЭКСПО-2017 смогла превратить Астану в «глобальный город». Но она все же стала частью мирового урбанизма. Конечно, Алматы остается экономической и культурной столицей Казахстана, однако Астана превратилась в бесспорный социальный факт. Согласно переписи 2014 г., в ней проживало 835 тыс. жителей, тогда как в 1980 г. их было только около 250 тыс., причем теперь казахов две трети, а не одна шестая населения. Поэтому вряд ли город исчезнет, если режим сменится. Он в любом случае останется архитектурным памятником.

Глобализм и будущее простых людей

Будущее глобализма, небоскребов и глобальных корпораций, представляется вполне определенным и хорошо прописанным: глобализм не исчезнет, а его влияние, скорее всего, будет нарастать. Самый сложный вопрос – это будущее простых людей. Будет ли у них будущее в мире безжалостного глобального капитализма? Потратив почти всю свою жизнь на политическую борьбу, наблюдения и анализ, я научился не ждать от разнузданного капитализма ничего инклюзивного и эгалитарного, а также понял, что восстания предсказать невозможно: они просто случаются, снова и снова.

На самом деле я думаю, что есть две причины для умеренного оптимизма относительно перспектив будущих народных моментов.

Первая – недавнее возрождение народных городских революций. Международные издержки национального подавления выросли и, скорее всего, останутся высокими. Подобные революции или смены режимов в силу народных уличных протестов, вероятнее всего, останутся маловероятными в устоявшихся выборных демократиях, однако там они могут превратиться в партийные движения, успешно участвующие в электоральной игре. Недавние зачаточные примеры из Южной Европы показывают, что такой сценарий не выходит за рамки политического реализма. За пределами стран с бесспорной конституционной и выборной легитимностью народные восстания, подобные недавним успешным примерам, будут случаться снова и снова, они способны распространиться на территорию Африки южнее Сахары, где до сих пор большая часть спорных политических вопросов решалась с применением оружия.

Вторая – возможность городского реформизма. Он был инициирован европейским «муниципальным социализмом», однако в последнее время наибольшим напором радикального городского реформизма, нацеленного на социальные изменения, отличался глобальный Юг, что очевидно по долгосрочным программам в Монтевидео, Мехико и недавним прорывным проектам в Дели и Джакарте. Это весьма уязвимый план, зависящий от национальной экономики, часто он оказывается под давлением враждебного национального правительства и сталкивается с шатким в своих мнениях электоратом мегаполиса, поскольку сегодня устойчивый европейский рабочий класс как историческая реалия практически отсутствует. Но не следует забывать, что «его главные достижения на Юге датируются этим столетием». Усиление и распространение проектов Андреса Мануэля Лопеса Обрадора, Джокови и Кеджриваля, охватывающих три континента, не кажется чем-то совершенно невозможным.