Сергей Кара-Мурза - Новое средневековье XXI века, или Погружение в невежество

В своей статье Паин использует испытанный метод натравливания социальных групп, но уже в плане национальном. Тогда была задача стравить русские области с национальными республиками: «Русские области и территории выражают все большее неудовольствие политическими привилегиями, которыми пользуются национальные образования. На конституционном совещании, созванном президентом Ельциным, русские области дали настоящий бой республикам . Эта атака оказалась гораздо более эффективной, чем любая подобная попытка, предпринятая федеральной властью». Здесь важна сама терминология войны.

Один из активных деятелей перестройки, народный депутат А. Нуйкин признавался в 1992 г.: «Как политик и публицист, я еще совсем недавно поддерживал каждую акцию, которая подрывала имперскую власть… Мы поддерживали все, что расшатывало ее. И правильно, наверное, делали. А без подключения очень мощных национальных рычагов, взаимных каких-то коллективных интересов ее было не свалить, эту махину» [199].

Аналогичным событием, положившим начало Февральской революции, был такой эпизод. 27 февраля 1917 г. учебная команда лейб-гвардии Волынского полка отказалась выйти для пресечения «беспорядков». Начальника команды, штабс-капитана, солдаты выгнали из казармы, а фельдфебель Кирпичников выстрелом в спину убил уходящего офицера. Этому было придано символическое значение — командующий Петроградским военным округом генерал-лейтенант Л. Г. Корнилов лично наградил Кирпичникова Георгиевским крестом — наградой, которой удостаивали только за личное геройство [202, c. 206–207]. Это награждение нанесло тяжелый удар по армии.

Академик Арбатов Г. посчитал уже нужным отмежеваться (1992): «Меня поражает безжалостность этой группы экономистов из правительства, даже жестокость, которой они бравируют, а иногда и кокетничают, выдавая ее за решительность, а может быть, пытаясь понравиться МВФ… Первыми жертвами нынешней псевдореформы падут наука, культура, образование и здравоохранение. А без них мы не только не великая, но и вообще не держава» [338].

Речь об учебнике «Современная русская литература (1990–XXI в.)». СПб., 2005.

Эта волна ненависти к военным вновь поднялась в связи с 2005 г. Вот пишут обозреватели В. Измайлов и Ю. Латынина «Новой газеты» (21.03.05): «В последнее время мы все больше говорим об “оборотнях” в погонах — сотрудниках милиции. Но впору говорить об “оборотнях” из спецназа Минобороны, в том числе и ГРУ, принимавших участие в терактах, убийствах и иных тяжких преступлениях» [327].

Странно, что Б. Соколов до сих пор говорит то же самое: «Советский контрудар закончился катастрофическим результатом для 5-й гвардейской танковой армии генерала Павла Ротмистрова и поддерживавшей ее 5-й Гвардейской общевойсковой армии генерала Алексея Жадова. Немцы безвозвратно потеряли только три танка и еще около 55 танков и штурмовых орудий поврежденными, то есть подлежащими восстановлению. А советские войска потеряли только безвозвратно 334 танка» [384].

В результате запоздавшей капитуляции взятые в плен 110 тысяч немецких солдат находились в крайне тяжелом состоянии. Большинство из них вскоре умерло. Весной 1943 г. в живых оставалось 27 тыс., в места постоянного заключения прибыло только 18 тыс., из них в Германию возвратилось около 6 тыс. человек. Из офицеров, которые вплоть до пленения получали продовольственные пайки, умерла в плену половина.

В 1990 г. (в СССР) журнал «Знамя» издал эту стряпню под заголовком «Последние письма немцев из Сталинграда» («Знамя», 1990, № 3, с. 185–204. Перевод с немецкого И. Щербаковой. Редактор: Фыва) [306].

Эти представления о реакционном характере крестьянского мироощущения уже в перестройке были распространены в среде интеллектуалов. Философ Д. Е. Фурман в книге «Иного не дано» (1988) пишет о влиянии консерватизма крестьян на становление СССР как государства: «Основные носители этих тенденций, очевидно, поднявшаяся из низов часть бюрократии, которая, во-первых, унаследовала многие элементы традиционного крестьянского сознания, во-вторых, хочет не революционных бурь, а своего прочного положения» [209, с. 575].

Это их дело, но мы должны понять процесс, который в течение сорока лет загружал в сознание массы студентов и читателей очевидные ошибки (или ложные идеологические догмы). И главное — люди читали, писали диссертации и не пытались произвести анализ.

Индексы «инвестиций в человеческий капитал» населения РСФСР и РФ (1970 г. = 100): 1989 г. — 270, 2000 г. — 50. В 1996 г. к лишению свободы приговорено 360 тыс. чел. и с отсрочкой исполнение приговора 200 тыс. (т. е. всего 560 тыс.); в 1997 г. в РФ зарегистрировано 1,14 млн тяжких и особо тяжких преступлений (раскрываемость 60,7 %).

С. Л. Франк писал в сборнике «Вехи»: «Эта характерная особенность русского интеллигентского мышления — неразвитость в нем того, что Ницше называл интеллектуальной совестью, — настолько общеизвестна и очевидна, что разногласия может вызывать, собственно, не ее констатирование, а лишь ее оценка».

В своем проекте «конституции» 1989 г. А. Д. Сахаров писал: «В долгосрочной перспективе Союз стремится к конвергенции социалистической и капиталистической систем… Политическим выражением такого сближения должно стать создание в будущем Мирового правительства».

В. Г. Белинский писал: «Чужое, извне взятое содержание никогда не может заменить ни в литературе, ни в жизни отсутствия своего собственного, национального содержания. … Мы, наконец, поняли, что у России была своя история, нисколько не похожая на историю ни одного европейского государства, и что ее должно изучать и о ней должно судить на основании ее же самой, а не на основании историй, ничего не имеющих с нею общего, европейских народов» [420].

Р. Пайпс пишет, что после разгона Учредительного собрания большевиками «массы почуяли, что после целого года хаоса они получили, наконец, “настоящую” власть. И это утверждение справедливо не только в отношении рабочих и крестьянства, но парадоксальным образом и в отношении состоятельных и консервативных слоев общества — пресловутых “гиен капитала” и “врагов народа”, презиравших и социалистическую интеллигенцию, и уличную толпу даже гораздо больше, чем большевиков» [423].

Флоровский Г. В. (1893–1979, Принстон, США) — философ и священнослужитель.

Надо отметить, что в конце 1980-х годов антисоветский дискурс «новых либералов» опирался на антироссийские и антигосударственные концепции марксизма, которыми были индоктринированы меньшевики и кадеты. В изданной в 1998 г. по материалам прошедшей в МГУ конференции книге «Постижение Маркса» в статье В. А. Бирюков констатировал: «Очередным парадоксом в судьбе марксизма стало широкое использование многих его положений для идеологического обоснования отказа от того социализма, который был создан в десятках стран, для перехода от социализма к капитализму в конце XX века. Закон соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил, экономический детерминизм, закономерный характер развития общества в форме прохождения определенных социально-экономических формаций, марксистская трактовка материальных интересов как движущей силы социальных процессов и многое другое из арсенала марксизма было использовано для идеологической подготовки смены одного строя другим» [64].