Владимир Гельман - Авторитарная Россия: Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия

Многие критически настроенные наблюдатели связывали такой механизм «возрождения государственности» с прошлым Путина как сотрудника КГБ206, однако причины и следствия происходивших в стране в 2000-е годы изменений были значительно глубже. Эти процессы демонстрировали не только значительное усиление роли сегментов элит, связанных с вооруженными силами и службами безопасности (которые в российской политике после 1991 года были вытеснены на периферию власти), но и усиление автономии силовых структур и правоохранительных органов, которые из влиятельного инструмента в руках нового доминирующего актора вскоре стали превращаться в самостоятельных политических игроков со своими интересами и ресурсами.

Если в 1990-е годы многие специалисты отмечали «захват государства» в России извне, со стороны «олигархов»207, то в 2000-е, и особенно в 2010-е годы, на смену ему пришел «захват государства» изнутри, со стороны «силовиков» и связанных с ними заинтересованных групп. Хотя такая стратегия «возрождения российской государственности» в экономическом смысле была крайне неэффективной, но политически опора на силовые структуры как основной ресурс государственного строительства оказалась для Кремля выигрышной. Путин успешно использовал ее для восстановления и поддержания баланса сил между различными сегментами элит, в то время как лозунг «наведения порядка», который сам Путин преподнес россиянам как «диктатуру закона», был воспринят с немалым энтузиазмом и обеспечил новому главе российского государства массовую поддержку.

Упадок правопорядка и всплеск преступности в 1990-е годы создавали немало проблем для России, поэтому стремление поставить «силовое предпринимательство» под государственный контроль208 воспринималось как необходимый шаг. Однако вновь, как и в 1990-е годы, в 2000-е в России оказался справедлив горький тезис Адама Пшеворского: «Поскольку любой порядок лучше любого хаоса, любой порядок и устанавливается»209. Путин и его «диктатура закона» в 2000-е годы воспринимались многими россиянами как единственно возможная альтернатива хаосу. Но именно эта альтернатива впоследствии повлекла за собой нарастание проблем с законностью и произвол «силовиков».

Следующим шагом Путина и его команды стало переформатирование «выигрышной коалиции», которая досталась им в наследство от Ельцина. Кремлю удалось кооптировать и поставить под свой контроль тех акторов, которые могли претендовать на политическую автономию. Но те, кто пытался претендовать на политическое влияние за пределами рамок «навязанного консенсуса», подверглись атакам с различных сторон и вскоре перестали оказывать значимое воздействие на политические и экономические процессы в стране. «Предложение, от которого невозможно отказаться» обязывало ко многому тех акторов, которым оно было сделано.

Первым эпизодом, с которого начался процесс кооптации, стало начало работы нового созыва Государственной Думы. В 1993–1999 годах нижняя палата российского парламента служила базой оппозиционных партий различных оттенков (от КПРФ до «Яблока»)210. Однако после триумфа «Единства» на думских выборах 1999 года Кремль мог претендовать если не на большинство мандатов, то как минимум на «блокирующий пакет» при принятии решений211. Уже на первом заседании Думы «Единство» и его лояльные сателлиты, управляемые президентской администрацией, достигли неформального соглашения с КПРФ о разделе между ними наиболее значимых постов в руководстве палаты и ее комитетов не пропорционально численности фракций (как это было ранее), а по принципу большинства.

Коммунисты сохранили за собой пост председателя Думы, а «Единство» и его сателлиты провели своих ставленников на должности председателей ее ключевых комитетов. В результате другие фракции (прежде всего, «Отечество»), получили лишь ряд второстепенных постов и вынуждены были согласиться со своим подчиненным статусом. Неудивительно, что вскоре «Отечество» заявило о своем союзе с «Единством» на правах младшего партнера, и в 2001 году оказалось кооптировано в состав созданной по инициативе Кремля новой партии «Единая Россия» (ЕР) на основе принципа «недружественного поглощения». В свою очередь, ЕР «и ее сателлиты создали в Думе коалицию в поддержку Путина, контролировавшую голоса 235 депутатов из 450.

Обеспечив себе устойчивое лояльное парламентское большинство, Кремль организовал новый передел власти в Думе: весной 2002 года коммунисты и их союзники оказались под жестким давлением и встали перед выбором — лишиться постов руководителей палаты и ее комитетов, либо покинуть партию. Неудивительно, что вскоре КПРФ окончательно и бесповоротно утратила влияние на деятельность Думы212. Таким образом Кремль обеспечил безусловный контроль над принятием в парламенте основных законов, и правительство России впервые после 1991 года получило поддержку в парламенте, необходимую для принятия ряда мер в области налогового, трудового, пенсионного, судебного законодательства213 (в прежние годы проекты законов в этих сферах откладывались из-за отсутствия поддержки со стороны депутатов). По сути, политическое значение Думы с этого момента и по сей день свелось к юридическому оформлению политических и экономических решений, ранее принятых исполнительной властью и/или президентской администрацией214. Дума не то чтобы утратила политическое значение, но ее влияние на российскую политику заметно ослабло.

Успешное обеспечение контроля над Думой помогло Кремлю решить другую, не менее важную задачу — добиться рецентрализации власти и снизить влияние региональных элит на общероссийские политические процессы. Сразу после своего вступления на пост президента России в мае 2000 года Путин объявил о создании семи федеральных округов (каждый из них включал в себя ряд регионов страны, и вместе они покрывали всю территорию России), и о назначении в них своих полномочных представителей с весьма широким и слабо очерченным набором полномочий. Представители президента должны были обеспечить контроль за соблюдением в регионах федеральных законов и за использованием федерального имущества, а также координировать действия территориальных служб различных федеральных органов исполнительной власти, прежде всего силовых структур.

Власть региональных лидеров, многие из которых бесконтрольно распоряжались ресурсами своих «вотчин», оказалась частично ограничена215. Основания для их господства создавались широкими формальными и неформальными властными полномочиями глав исполнительной власти регионов, а также порядком формирования верхней палаты парламента — Совета Федерации. Начиная с 1996 года в его состав входили «по должности» руководители законодательных собраний и органов исполнительной власти регионов России. Такой способ формирования Совета Федерации повсеместно критиковался как неэффективный с точки зрения законотворчества и не обеспечивавший реального представительства интересов регионов в федеральном центре.