Владимир Гельман - Авторитарная Россия: Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия

Однако главная интрига электорального цикла 2007–2008 годов в России была связана даже не с голосованием избирателей как таковым, а с возможностью или невозможностью смены главы государства по их итогам. Поскольку Конституция ограничивала сроки пребывания президента страны на своем посту двумя четырехлетними периодами подряд, то перед Путиным, чей второй президентский срок истекал весной 2008 года, стояла непростая дилемма. Он мог обойти эти ограничения, либо изъяв из Конституции ограничение сроков президентских полномочий, либо предложив принять новую Конституцию «с нуля», либо вообще отказаться от Конституции как набора формальных «правил игры» в российской политике.

Путин вполне мог перейти от провозглашенного еще Ельциным в 1990-е годы принципа «кто-то должен быть главным в стране: вот и все» к принципу, который декларировал назначенный в 2007 году председателем Центральной избирательной комиссии России Владимир Чуров: «Путин всегда прав». Уже ранее по такому пути пошли некоторые постсоветские авторитарные режимы от Беларуси до Казахстана. Альтернативой такому развитию событий мог стать лишь подбор лояльного Путину преемника на пост главы государства и последующая легитимация этого решения голосованием российских избирателей.

По сути, «дилемма Путина», стоявшая на повестке дня в преддверии электорального цикла 2007–2008 годов, означала выбор в пользу одного из двух вариантов эволюции электорального авторитаризма в России: украшение формального демократического «фасада», призванного замаскировать политическую монополию, либо ничем не прикрытое и не связанное формальными ограничениями авторитарное правление. Вариант с назначением преемника предполагал движение по первому пути, а избрание Путина на третий срок означало бы поворот российского авторитаризма ко второму варианту, который при таком развитии событий не слишком отличался бы от «гегемонной» модели. Дискуссии вокруг этих вариантов продолжались на протяжении нескольких лет, но в конце концов решение Путина было анонсировано лишь после выборов в Думу в декабре 2007 года, на которых ЕР получила, согласно официальным данным, 64,3% голосов избирателей и успешно обеспечила себе 315 из 450 депутатских мандатов.

Путин объявил, что кандидатом на пост президента России будет выдвинут Дмитрий Медведев, упомянутый в предисловии к этой книге (тогда он был первым вице-премьером правительства России). Выбор Путина не был неожиданным — имя Медведева ранее неоднократно называлось в качестве его возможного преемника. Появление нового главы государства преподносилось отечественной и особенно зарубежной публике как сигнал якобы имевшей место в России демократизации. Сигнал был воспринят в целом позитивно254, но тем более горьким оказалось последующее разочарование.

Скорее всего, мы никогда не узнаем всех деталей кремлевской политики 2000-х годов и едва ли сможем дать ответ на вопрос, почему Путин и его окружение предпочли не сохранять все рычаги власти в собственных руках «раз и навсегда» (что предполагалось в случае отказа от ограничения сроков президентских полномочий), а передать, пусть и на время, часть ресурсов и полномочий лояльному преемнику. В самом деле, такая схема сулила немалые риски для Путина: поведение его преемника, который был наделен большим объемом конституционных полномочий, заведомо предугадать и полностью проконтролировать было невозможно. По итогам этого маневра Путин мог повторить судьбу мексиканского диктатора Порфирио Диаса, который в ходе своего правления (в общей сложности 34 года) дважды уступал пост главы государства своим лояльным преемникам и потом без проблем возвращал себе всю полноту власти. Однако он запросто мог и разделить участь нигерийского президента Олусегуна Обасанджо, который после передачи власти лояльному преемнику на президентском посту был обвинен в коррупции и вынужденно покинул страну.

В случае Путина и Медведева риски потери власти оказались несущественными, и нелояльность преемника на протяжении последующих четырех лет Путину не угрожала. Проблема, скорее, лежала в иной плоскости. Поворот российского политического режима от плохо замаскированного демократического «фасада» к ничем не прикрытой монополии Путина и его команды, если бы он состоялся в 2007 году, мог повлечь за собой довольно высокие издержки для российских элит. Легитимность режима и внутри страны, и особенно за ее пределами могла бы оказаться весьма сомнительной.

Для российских лидеров, которые были в тот период чрезвычайно чувствительны к своему международному статусу и всячески стремились к его повышению (некоторые критики даже говорили в связи с этим о «статусной игле», сравнивая этот синдром с наркотическим), оказаться в мировой политике в одном ряду с Лукашенко или лидерами стран Центральной Азии было бы как минимум весьма болезненной неприятностью. А риски сомнительной международной легитимности российского режима создавали бы проблемы и для легализации доходов и статуса российских элит за рубежом. Этот феномен, возможно, сыграл не последнюю роль в стратегическом выборе, который в конце 2007 года анонсировал Путин. Но вполне вероятно, что за ним стояла простая житейская логика «от добра добра не ищут».

Поскольку закамуфлированный электоральный авторитаризм, несмотря на немалые издержки по его поддержанию, в тот момент в целом удовлетворял Кремль, стимулы для того, чтобы пойти на кардинальный пересмотр «правил игры», оказывались явно недостаточными. Позднее, в 2020 году Путин окажется в сходной ситуации, но сделает иной выбор: вместо подбора нового лояльного преемника он предпочтет продлить свое возможное пребывание у власти до 2036 года. Но к тому моменту и возможности, и риски для российского политического режима окажутся качественно иными.

В ситуации 2007 года сохранение статус-кво, скорее всего, представляло собой выбор «по умолчанию» — Путин и его окружение, как и многие наблюдатели, вероятно, исходили из ожиданий, что вся внешняя среда и внутриполитические условия российского режима будут оставаться неизменными как минимум на протяжении периода президентства Дмитрия Медведева. Эти ожидания касались и высоких темпов экономического роста, и высоких цен на нефть на мировом рынке, и безразличия большинства российских граждан к политическим процессам в стране на фоне отсутствия реалистических альтернатив политическому статус-кво. Однако этот прогноз, который в неявной форме лег в основу перехода президентского поста от Путина к Медведеву при сохранении в России режима электорального авторитаризма, сбылся лишь отчасти.