Владимир Гельман - Авторитарная Россия: Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия

Если поздний Советский Союз представлял собой идейный ориентир в глазах нынешних лидеров страны, то практическим (пусть и не вполне осознанным) образцом для подражания вплоть до 2020 года выступал опыт постсоветской Беларуси. Репрессивная политика режима Лукашенко достигла целей удержания власти и позволила минимизировать риски нелояльности со стороны элит и массовых проявлений недовольства335. В отличие от России, которая после распада СССР пережила фрагментацию силовых структур, в Беларуси организационная и кадровая преемственность аппарата подавления оказалась высокой, в то время как его ресурсное обеспечение после прихода к власти Лукашенко резко укрепилось.

После разгрома очагов сопротивления в правящих группах режим Лукашенко провел «зачистку» элит: в конце 1990-х годов несколько статусных белорусских оппозиционеров бесследно исчезли, в то время как массовые злоупотребления в ходе избирательных кампаний не встречали значимого сопротивления336. Немногочисленные общественные активисты подвергались атакам по нескольким направлениям: из Беларуси были выдавлены поддерживавшие их зарубежные фонды и неправительственные организации, жесткий прессинг государства по отношению к бизнесу не оставлял места для несанкционированного финансирования оппозиции с его стороны; рестриктивное законодательство об НКО подталкивало ряд гражданских объединений к самоликвидации, а привечавший активистов Европейский гуманитарный университет вынужден был перебраться в Вильнюс.

Превентивные шаги против критиков режима включали широкий круг мер, начиная от запрета на анонимный доступ к интернету и заканчивая угрозой увольнений за политическую нелояльность. Неудивительно, что постэлекторальные протесты в 2006 году оказались не слишком многочисленными, а в декабре 2010 года они вылились в провокацию, когда неизвестные лица во главе шествия противников режима ворвались в здание Дома правительства. Результатом стали массовые аресты, дальнейшее ужесточение репрессий и еще большая, чем прежде, дискредитация оппозиции337. И хотя режим Лукашенко не мог создать значимых позитивных стимулов к лояльности, их дефицит отчасти компенсировался многочисленными стимулами к «уходу» в форме отъезда из страны.

Многие несогласные с политикой властей граждане Беларуси (равно как и движимые карьерными стимулами амбициозные профессионалы) делали выбор в пользу жизни и работы в Европе или в России, тем самым снижая шансы противников режима внутри страны на подрыв политического статус-кво. В силу этих причин шумная, но не пользовавшаяся влиянием внутри страны белорусская оппозиция оказывалась подвержена многочисленным раздорам и со временем утрачивала шансы стать сколь-нибудь серьезной политической силой. В отсутствие значимых альтернатив возможности режима Лукашенко сохранять власть казались неоспоримыми.

Лишь в 2020 году режим допустил фундаментальный просчет, позволив участвовать в президентских выборах жене популярного оппозиционного блогера Сергея Тихановского Светлане, которая, по всей вероятности, выиграла эти выборы у Лукашенко. После этого официальные итоги выборов были сфальсифицированы, Светлана Тихановская вынуждена была покинуть страну, а массовые протесты были крайне жестко подавлены с масштабным применением силы.

Об этих уроках Беларуси мы немного поговорим в главе 6, но стоит иметь в виду, что опыт режима Лукашенко по превентивному подавлению протестов с помощью селективных репрессий вплоть до 2020 года был вполне успешен и востребован в Кремле, в особенности после волны протестов 2011–2012 годов. Не только конкретные меры во многом повторяли белорусский опыт, но и стратегия российской репрессивной политики оказалась сходной, принося Кремлю определенный, хотя и частичный успех.

Поворотным пунктом «политики страха» в России стало 6 мая 2012 года, когда в ходе протестной акции оппозиции на Болотной площади в Москве произошли столкновения с полицией, подавшие сигнал к усилению репрессивной политики сразу по нескольким направлениям338. Непосредственным исходом этих столкновений стали аресты и последующие судебные процессы над несколькими десятками участниками протестов. Не все из них были записными активистами — напротив, под наказание попали во многом случайные жертвы. Тем самым власти продемонстрировали сторонникам оппозиции и участникам массовых акций, что нежелательное политическое участие чревато для них большими рисками.

Вскоре масштаб протестных акций в Москве существенно снизился (хотя к тому времени они и без того шли на спад), а некоторые активисты покинули страну, опасаясь преследований. Но важнее оказалось другое: обвинения в адрес активистов в нападении на полицейских и в организации массовых беспорядков способствовали легитимации «закручивания гаек». Последующее принятие ряда репрессивных законов было направлено не только на ужесточение наказаний и увеличение и без того немалых полномочий правоохранительных органов. Его основной целью было расширить меню реальных и ожидаемых санкций за нарушение писаных и неписаных «правил игры», а также возможностей их произвольного применения в отношении максимально широкого круга лиц и организаций339.

Законодательные и политические шаги, предпринятые Кремлем после 2012 года, были призваны затруднить распространение нежелательной для властей информации, пресечь финансирование оппозиционной деятельности и как можно сильнее ограничить независимую и автономную от властей общественную деятельность гражданского характера (не говоря уже о политически окрашенной). Среди этих шагов стоит отметить следующие:

поправки к закону «О некоммерческих организациях» (НКО) и другим законам, получившие известность как «закон об иностранных агентах». Они предписывали НКО, получавшим финансирование из-за рубежа, регистрироваться в качестве «выполняющих функции иностранного агента» в случае осуществления ими «политической деятельности». Преднамеренная размытость формулировок открывала возможности для их произвольного применения по отношению практически к любым организованным формам гражданского и социального активизма. Вместе с тем статус «иностранного агента» не только предполагал публичную дискредитацию НКО, но и ужесточал требования к их финансовой и юридической отчетности, резко увеличивая их издержки. Вслед за принятием закона прокремлевские медиа усилили кампанию против нелояльных НКО. Критика режима со стороны НКО и ранее подвергалась публичным нападкам со стороны властей, еще во время «цветных революций» 2003–2005 годов, но отныне НКО воспринимались в Кремле уже не как маргиналы, «шакалящие у посольств» в надежде на подачки Запада, а как значимая угроза, инструмент возможного свержения режима340;